― Не совсем, ― поправляет Талия. ― — Я отведу его в какое-нибудь тихое место, где нас будете ждать вы с Романом. Хорошенько напою его, после чего Роман убьет его, словно на него напало дикое животное. Я закричу, побегу, «случайно» наткнусь на твой цыганский фургон. Вы с мамой успокоите меня, вызовете копов, а потом я, плачущую и вся в истерики, испуганная до дрожи, расскажу, как на меня и ублюдка напал волк. Потом приедет Роман, я кинусь ему на шею, и он «загипнотизирует» всех. И ― вуаля!
Роман покосился на Тали с легким прищуром, потом посмотрел на Питера. Руманчек усмехнулся:
― И долго ты этот план придумывала?
― Буквально пятнадцать секунд назад, ― беззаботно ответила Лавр-Янссен. ― Я быстро соображаю.
― В целом, план хороший, ― подвел итог Роман. ― Конечно, мне не нравится та часть, где ты его заманиваешь куда-то, но поскольку спустя считанные минуты я его убиваю, потерплю.
Талия улыбается и целует Годфри в щеку. Питер бы съязвил, что Роман выглядит как довольный кот, объевшийся сметаны, но картина выглядит слишком милой. Ну, или выглядела бы, не знай Руманчек, что Роман ― упырь, а Талия ― русалка. Хотя, нет ― все равно мило.
Роману нравится, какой уязвимой может быть Талия рядом с ним. Какой бы стервой она не была для остальных, для него она хрупкая фарфоровая кукла.
― И только один вопрос, ― говорит оборотень. ― Почему ты раньше его не убила.
Талия усмехается.
― Умей смертельно ненавидеть, тогда научишься любить. Сергей Есенин. Не читал?
― Нет.
― Да ладно, ― фыркнула Талия. Питер заметил, как одна ее рука ― тонкие пальцы были украшены кольцами ― легли на ногу Романа, возможно, неосознанно. Руманчек понятия не имел, почему стал замечать такие вещи. ― Ты же просто сошедший с есенинских страниц уличный хулиган с невинной улыбкой… а еще молодой цыган, рыцарь в сияющих доспехах и оборотень.
Троица весело рассмеялась.
― И да, Тал, ― говорит Роман. ― Сирена. Если тебе не нравится русалка, то можем называть тебя сиреной.
― Я забью тебя так в телефоне, ― обещает Питер.
Роман каждому слову внимает, отработанные годами приемы, жесты, сросшиеся с характером его любимой сирены, ловит, представляет ее озаренное яростью лицо, красивые черты, изрисованные удовольствием давно желанного убийства, и прилипающие к рукам пятна. Продуманная до каждой мелочи, на знании человеческой натуры основанная, с доведенными до идеальности реакциями Талия слишком мелочна и холодна, чтобы убивать бездумно.
Роман завуалированными фразами разговаривать не может, в нем эмоции страшные наружу рвутся, они за гранью, за человечностью и за личностью, они принадлежат зверю, Годфри изнутри сгорает и ненавистью собственной запястья выжигает. Талия наблюдает, обещает сделать все возможное и обнимает крепко-крепко, словно стараясь вытащить с дна, в котором он оказался. Прошло столько времени ― ей предстоит большая работа.
— Талия, что тебе нравится в убийстве?
— Убийство — забытое искусство, оно может быть осторожным, детальным, говорящим или хаотичным, лишенным всякого смысла.
========== У Мыши, Кота и Волка кое-что идет не по плану ==========
Давид окинул Талию задумчивым и недоверчивым взглядом. Девушка улыбается, так, как умеет только она. В другое время она держала себя в руках, стараясь не контактировать с младшим Эрденко. Возможно, уверенности ей добавляли Питер и Роман, которые ждали ее на улице.
― Значит, пикник, ― протянул мужчина. Талия кивнула.
― Мне казалось, секс на природе должен тебе понравиться.
Где-то в кустах дергается взбешенной ситуацией Роман, но Руманчек его удерживает. У него самого, после рассказанного Талией, Давид вызывает только желание убивать.
Эрденко щурится.
― А как же твой дружок-молокосос?
Талия пожимает плечами.
― Я подумала о том, что мы можем договориться, ― говорит она, стараясь звучать убедительно. Для этого приходится добавить в голос немного «колокольчиков» ― сирена может заставить любого мужчину делать то, что она хочет. Верить в то, что она хочет. ― Ты перестаешь меня насиловать, а я продолжая распоряжаться делами твоего брата. И ты ничего, ― Талия делает упор на этом. ― Не рассказываешь Роману.
― Ты перестанешь с ним встречаться, ― с нескрываемой ревностью произносит Давид. Талия щурит глаза. Из самых их глубин на Эрденко смотрят морские чудовища. И им ― не Талии, а именно им ― он уступает. ― Последняя встреча. Сегодня. Завтра идем на этот твой пикник и возвращаемся в город ― меня тошнит от этого мерзкого городка. Ты все поняла?
Талии действительно смешно от того, что Давид считает, будто владеет ситуацией. Он мог сколько угодно думать, что Талия Янссен-Лавр меркантильная сучка, готовая раздвигать ноги ради денег. В последствии, именно это мнение его и погубит. Талия невольно присматривается к его шеи, представляя, как Роман будет рвать его на части. За то, что ублюдок делал с ней, зная, что она не может дать отпор.
― Договорились, ― произносит она. ― Сегодня я ночую у Романа.