От моря до моря

– В таком случае обе партии вскоре начнут лгать вам и друг другу, потом займутся утверждением биллей и будут проводить время во взаимной борьбе. Вот тогда иностранные правительства установят, что у вас нет твердого политического курса.

– А… да. Но конституция… – Ручонки скрестились на коленях, сигарета безвольно вывалилась изо рта.

– Вот именно, нет твердого политического курса. Иностранные державы дождутся, когда либералы и радикалы схлестнутся по-настоящему и тогда выведут вас на чистую воду..

– Вы не шутите? Я не совсем понимаю вас, – сказал он. – Ваши конституции все кровавые.

– Да, они именно таковы. А вы серьезно верите в то, что заявляете о своей или нет?

– О да. Мы только то и делаем, что говорим о политике.

– И конечно, пишете о политике. Кстати сказать, на основе каких… хм, соглашений с правительством издается японская газета? Я хочу спросить, нужно ли кое-что заплатить, прежде чем приступать к изданию?

– Литературные, научные и религиозные издания – нет. Совершенно свободно. Все чисто политические газеты платят пятьсот йен, то есть передают правительству на сохранение… либо кто-то другой говорит, что заплатит.

– Вы должны предоставить гарантию? Вы это хотите сказать?

– Я не знаю. Но иногда правительство может задержать деньги. Мы – чисто политическая газета…

Затем он задал несколько вопросов, касающихся Индии, и, казалось, был сильно удивлен, узнав, что туземцы там значительная политическая сила и управляют округами.

– У вас есть конституция в Индии?

– Боюсь, что нет.

– А!

Здесь он разбил меня вдребезги, и я униженно покинул его, ободренный, однако, обещанием, что в одном из номеров "Токьо Паблик Опиньон" появятся мои слова. К счастью, это почтенное издание выходит только на японском языке, так что "фарш" не будет подан к большому столу. Хотелось бы знать, какое значение он придал моему прогнозу относительно судьбы конституционного правительства в Японии…

"В эти дни все мы говорим о политике". Эта фраза предназначалась мне. Что ж, получился грандиозный разговор. Люди из департамента просвещения рассказывали, что студенты готовы говорить о политике часами, дай только волю. В настоящее время они абстрактно обсасывают новую игрушку конституцию с ее Верхней и Нижней палатами, комитетами, вопросами снабжения, поставками, процедурными правилами и прочим вздором, которым мы забавляемся уже шестьсот лет.

Япония – вторая страна на Востоке, которая отказалась от власти одной "сильной личности". Она сделала это добровольно, а вот Индия была изнасилована Государственным секретарем и членами английского парламента.

Япония счастливее Индии.

Глава XX

показывает, в чем сходство между бабу и японцем; содержит крик души неверующего и объяснения мистера Смита из Калифорнии; приводит на борт корабля после соответствующего предупреждения всем, кто последует по моим стопам

Мы печально уезжаем, сдавши сердце под залог
За сосну, что смотрит в город, за доверчивый цветок,
И за вишни, и за сливы, и, куда ты ни взгляни,
За детишек, ох, детишек, озорующих в тени!
На восток-хо! – через воды вдаль уходят корабли
Из страны детишек малых, где все дети – короли.

Профессор нашел меня в самом сердце Токио, когда я в окружении девушек из чайного домика предавался раздумьям в дальнем углу парка Уэно. Мой рикша сидел подле меня, попивая чай из тончайшего фарфора и заедая его макаруном*. Уставившись в голубое небо с бессмысленной улыбкой на устах, я размышлял об осле, который фигурирует у Стерна*. Девушки захихикали, когда одна из них завладела моими очками и, водрузив их на свой вздернуто-приплюснутый носик, принялась резвиться в кругу подружек.

– Запусти пальцы в локоны стройной как кипарис прислужницы, разливающей вино, – продекламировал неожиданно появившийся из-за беседки профессор. Почему ты не на приеме в саду микадо?

– Потому что меня не пригласили. К тому же император и императрица, а следовательно, и все придворные одеваются по-европейски… Давай-ка присядем и обсудим все хорошенько. Эти люди озадачили меня.

И я поведал об интервью у редактора "Токьо Паблик Опиньон". Кстати сказать, в то же самое время профессор занимался исследованиями в департаменте просвещения Японии.

– Более того, – сказал профессор, выслушав мой рассказ, – страстное желание образованного студента – подкопаться под правительство. За этим он приезжает в Токио и согласен на все, что угодно, лишь бы остаться в столице и не упустить своего шанса.

– Чей же он сын, этот студент?

– Сын фермера, крестьянина-йомена, лавочника, акцизного. Пребывая в ожидании, он впитывает наклонности республиканца – видимо, на него влияет Америка, которая расположена по соседству. Он говорит, пишет, спорит, будучи убежденным, что сможет управлять страной лучше самого микадо.