От наукоучения - к логике культуры (Два философских введения в двадцать первый век)

Во-первых, некая "горизонталь": смещение и сближение современных культур Запада и Востока, Севера и Юга, Европы, Азии, Африки, Латинской Америки. Сближение и взаимообоснование этих спектров в сознании и мышлении каждого современного человека. На грани такого сближения сама идея культуры (как грани культур) приобретает решающее экзистенциальное значение в нашем повседневном сознании и бытии.

Во-вторых: некая "вертикаль" собственно европейской линии культурного восхождения. В одной точке сосредоточиваются и взаимоопределяют друг друга античный, средневековый, новоевропейский духовные спектры, опять-таки обнаруживая свое одновременное (собственно культурное) бытие. Античная идея первосущего бытия, не вмещаемого ни в какие сущностные определения и выводы. Идея бытия, понятого - без перевода на язык познания - как нечто единое, космическое в своем противопоставлении и роковой внутренней связи с идеей хаоса, беспредельного. Средневековая идея бытия вещей, как их собственного небытия, но - все-бытия в причастии единому всеобщему субъекту. Нововременная идея "мыслящего тростника", со всех сторон окруженного чуждой, потусторонней, протяженной субстанцией, лишь познанием претворяемой в силу практического действия (по схеме Бэкона - "знание - сила").

Эти идеи в современном сознании всеобщи и нравственно насущны одновременно, взаимопредполагая и взаимоисключая друг друга, образуя основное напряжение человеческого бытия. В своих определениях я сейчас забежал далеко в философские дебри, но у меня есть твердая уверенность, что при внимательном вдумывании в эти преждевременные формулы современный читатель все же опознает свои собственные внутренние духовные борения.

Но в эту дополнительность вплетается и усиливает исходное напряжение упомянутая выше "горизонталь" - невозможное, трагическое взаимопредположение Запада и Востока...

Конечно, в инерции классических идеалов сознания такое бытие "в промежутке" непереносимо, наше сознание спешит к однозначному выбору: или в абсолютный покой Востока, или - в причащение средневековья (лучше всего - в массовых формах - за-тебя-все-решающего деревенского "лада"), или - в чистый эстезис античности, или - в позитивистский (попросту - рассудочный) прогрессизм Нового времени. Впрочем, все "эпохальные дополнительности разума" (Восток; средние века; античность; Новое время...) в реальной сумятице сознания свинчиваются до расхожих, но тем более успокоительных, из пальца высосанных, но - друг другу противопоставленных рецептов спасения. Деревенский лад, ничего общего не имеющий с реальной деревней Глеба Успенского, или Бунина, Чехова, или толстовской "Власти тьмы"... Ценный лишь тем, что он якобы способен решать, полагать, упорядочивать нашу жизнь за и помимо нашего индивидуального сознания и воли... Мистическое растворение в космическом духе, опять-таки спасающее ("по идее...") от собственной ответственности и выбора... Здравый смысл, освобожденный от действительных мук попперовского или витгенштейновского позитивизма, заменяющий предельности разума поспешными отмычками бытовой рассудительности. Только ведь в реальной жизни даже эти, облегченные (но - различные), рецепты вступают в трудное противостояние и заново - хотя и мелочно, вздорно раздирают наше сознание... Ведь странное бытие в промежутке, в ситуации одинаковой значимости различных (все - абсолютны!) смысловых спектров - это бытие от наших заклинаний никуда не исчезает, оно все время в нас, оно неустранимо. Так же как неустранимо и "сознание промежутка", сознание - все время заглушаемое и растравляющее душу - абсолютной исторической, в прошлое и в будущее, личной ответственности за свою судьбу; неустранимо сознание события многих, исключающих друг друга форм сознания, форм мышления; нравственных идеалов. Такое "несчастное сознание" (в параллель и в антитезу с "несчастным сознанием" гегелевской "Феноменологии духа") возникает вновь и вновь, оборачивается постоянным memento mori.

Действительный выход мог бы состояться не в "выходе" из этого сознания в бессознательное, но - в новом мышлении, в разумении, способном его, это сознание, сосредоточить, творчески претворить.

Но до этого еще далеко.

В первых философских концепциях века (от Шпенглера до Тойнби, от Бердяева до Хайдеггера...) этот сдвиг в нашем социальном и духовном бытии, сдвиг в нашем сознании фиксируется - в разной степени рефлексии - но чаще всего - в утверждении истинности одного из всеобщих смыслов ("только он действительно всеобщ...") или в рядоположенности и абсолютной разведенности этих смысловых спектров ("каждый смысл - всеобщ, но понять друг друга люди разных смысловых миров не способны"). Но осмысление этого сдвига все же неотвратимо103.

Однако дело не только в насущности сопряжения (на грани) различных - и каждый из них всеобщ! - духовных спектров. Дело в том, что каждый из этих миров и само их сопряжение "проваливаются" до самого начала, до "мира впервые", до изначальных исторических, предысторических решений - решений, выборов, встающих в сознании индивида.