От Нефертити до Бенджамина Франклина

Скрепя сердцем Маргарита согласилась принять депутатов. Представители Лиги сознательно оделись очень скромно, почти бедно, чтобы контрастировать с придворными. Испанский двор был известен невероятной пышностью, превосходя в этом даже французский. Вспомним знаменитые воротники, в которых нельзя было нагнуть голову, а, чтобы пообедать, надо было иметь специальную длинную ложку, ибо голова испанского гранда всегда должна быть поднята вверх. И когда нидерландские дворяне шли сквозь толпу испанцев, они услышали брошенное кем-то слово «гезы», что означает «нищие».

Мог ли знать человек, это сказавший, что дал имя будущим, самым настоящим голландским, фламандским партизанам, борцам за свободу своей родины? Гезы. Среди них будут выделяться морские гезы, сухопутные, они создадут флот и прославят свою маленькую страну навсегда. А пока это выражение презрения: «гезы», нищие.

Надо сказать, что дворяне это оскорбление восприняли правильно. Сначала они подали петицию, и Маргарита, сжав зубы, обещала рассмотреть, но не гарантировала удовлетворения высказанных в ней требований. А потом, после этого случая дворяне ввели особую моду на костюм скромный, невзрачный, а некоторые даже стали носить подчеркнуто символическую суму для подаяния через плечо. Да, мы нищие потому, что нас обирают. Мы богатейшая страна, но нас губит политика Испании.

Они пытались высказать свои требования и раньше. За год до этого, в 1565 году элита дворянства направила Эгмонта с петицией, скорее даже с просьбой, ко двору его друга и брата Филиппа II. Почему именно Эгмонта? Потому что — верноподданный, потому что католик и потому что близок к королевской семье. Уж ему-то не откажут. И он добросовестно решил выполнить задание союза «Компромисс». До Камбре его провожали, дальше он отплыл в Испанию без сопровождения. Филипп II принял его в Мадриде очень ласково, а в это самое время отправил в Нидерланды указание усилить Инквизицию. Многие современники, а в будущем историки, назовут Эгмонта наивным, простодушным. Действительно, рядом с инквизитором по призванию очень многие порядочные люди должны были выглядеть именно такими, потому что надо иметь поистине извращенный разум и совесть, чтобы приветливо улыбаться, проявлять всяческие знаки внимания, замышляя при этом массовые казни и убийства.

Он вернулся счастливый, обласканный королем и успокоенный — король рассмотрит их просьбу, так он обещал, и все образуется. В источники попала его фраза: «Я счастливейший из людей» — он поверил обещаниям Филиппа II. И совершенно напрасно, все было сплошной ложью. Действия против еретиков только усилились. Вдруг появлялись так называемые плакаты, примерно то же, что проскрипционные списки в Древнем Риме времен Суллы. Люди, попавшие в эти списки, были обречены на пытки, казни и конфискацию имущества.

Кроме того, в Нидерланды была отправлена карательная экспедиция во главе с герцогом Альбой, человеком для Филиппа дорогим и главное — полностью с ним согласным, разделяющим его устремления. Он полностью разделял концепцию короля по поводу «недосожженных еретиков» Возрождения. и, как мог, старался ее осуществить в жизни. Уже через несколько месяцев своей кровавой деятельности Альба приказал соорудить во дворе своей резиденции памятник самому себе: статуя герцога горделиво стоял во весь рост, попирая ногами жалкие, скрюченные фигурки — символы ереси и бунта. Теперь Альба часто стояла у окна и смотрел на себя, такого гордого и прекрасного. Вот насколько был самоуверен, самовлюблен, фанатичен этот человек!

Прежде всего он решил избавиться именно от потенциально опасных людей. Эгмонт никого не звал на баррикады, как это будет представлено в драме Гете «Эгмонт». Однако, по мнению Альбы, от него надо было срочно избавляться. Ведь он был католиком, он им и оставался, не принимая новой веры в отличие от своего кузена Вильгельма Оранского. А верность не всегда, по мнению Альбы, хороша. Вот, например, дважды присягать королю — совершенно излишне, напрасно, да и опасно.

Что такое вторая присяга? После того как Филипп при встрече с Эгмонтом пообещал, что со временем, чуть позже, все в Нидерландах будет хорошо, король высказал пожелание, чтобы ему заново принесли присягу самые популярные люди Нидерландских провинций, ну, как бы заново подтвердили свои верноподданнические настроения. Ведь они присягали еще его отцу, Карлу V. И Эгмонт, и адмирал Горн, который погибнет вместе с ним, это сделали. А умный и хитрый, чуть циничный Вильгельм Оранский, который станет со временем вождем революции и вождем освободительной войны — принц-предводитель народных партизан — фигура, достойная внимания! — он-то и увернулся от этой присяги. И веру потом менял, ради интересов дела. Другой был человек. Но надо сказать, справедливости ради, что Вильгельм уговаривал и Эгмонта, и Горна с прибытием Альбы уехать, эмигрировать. Он сам поступил точно так, заявив о своем германском подданстве, отправился в Германию к Фердинанду, дяде Филиппа.