За долгие годы репортерской работы Кари усвоила психологическую закономерность: тех, кто каждый вечер появляется на экране домашнего телевизора, люди со временем начинают воспринимать как давних знакомых. В ситуациях, подобных этой, такая иллюзия личного знакомства как нельзя лучше играла ей на руку.
– Да. – Сев на стул рядом с кроватью, она украдкой нажала на кнопку диктофона. Еле заметного кивка Майку было достаточно, чтобы включить видеокамеру. Палату в ту же секунду наполнило мягкое, почти успокаивающее жужжание. – Вы видели меня по телевизору?
– О, конечно, мы с Эммой… – Мужчина тут же осекся, его губы затряслись, а в глазах сверкнули слезы. – Теперь ее уже нет…
– Я читала об этом в газетах. Может быть, вы расскажете нам, что все-таки произошло?
– Я не хотел убивать ее, даже не помню ничего. – Он заплакал, и камера Майка тут же отобразила его лицо крупным планом.
– Признайся, сильная вещь получилась, а?
– Что и говорить. Да только вонь от нее еще сильнее будет. А уж в том, что она поднимется, если мы дадим этот кусок в эфир, сомневаться не приходится.
Раздосадованно вздохнув, Кари повернулась к нему спиной. Она нервно мерила шагами крохотную монтажную, в то время как Пинки во второй раз просматривал интервью с Гопкинсом, обвиняемым в убийстве собственной супруги.
– Так ведь получилось-то хорошо. Разве не так, Пинки?
– А я и не говорю, что плохо, – поднялся он со стула. – Но хорошо ли это с точки зрения журналистской этики? Вот в этом у меня серьезные сомнения.
– Что ты имеешь в виду?
– В материале должны быть представлены позиции обеих сторон – таков железный закон. А ты этого не сделала.
– Позиция другой стороны уже представлена. Ты же читал утверждения Макки в газетах. Он добивается для этого человека обвинительного приговора. Причем не просто приговора, а смертной казни.
– Ошибаешься, он вел речь только об обвинительном приговоре. Но ни слова о том, что это должна быть именно казнь.
– Все равно он и ее добьется – не мытьем, так катаньем. – Она положила подбородок на сцепленные пальцы. Ее поза была похожа на молитвенную. – Вспомни, сколько раз люди, по сути дела, оказывались осужденными заочно. И только лишь потому, что еще до суда пресса успевала изобразить их отпетыми негодяями.
– А ты, значит, поставила перед собой святую цель снять этого Гопкинса с крючка?
– Нет. Я просто дала ему возможность высказаться.
– Такая возможность у него еще будет. В суде.
Она с трудом удержалась от того, чтобы вспылить.
– Пинки, я уже два месяца сижу на городском правительстве. Скажи, я хоть раз бросила грязью в сторону мистера Макки?
– Еще нет, но ты вплотную подошла к этому, – напомнил он ей.
– Зато люди не оставляют это без внимания, и наш рейтинг растет.
Ему было нечего возразить на это. В конечном счете все упиралось в этот самый проклятый рейтинг, и нравились ему ее методы или нет, но репортажи о городском правительстве, в особенности те, где затрагивалась деятельность Хантера Макки, получались у Кари не менее задиристыми и яркими, чем критические обзоры событий в мире шоу-бизнеса.
– Ладно, – сдался директор отдела новостей. – Хоть и не нравится мне это, но твой материал пойдет сегодня в вечернем выпуске.
– Спасибо, Пинки. – Она восторженно чмокнула его в щеку.
Он раздраженно вытер ее поцелуй.
– Не хотел бы я оказаться рядом с Макки, когда он увидит это по телевизору.
Пинки как в воду глядел. Кари оказалась совершенно одна, когда прокурор, кипя от негодования, ворвался в главную редакцию. В то утро она приехала на работу раньше, чем обычно, воодушевленная широким откликом, которое получило ее интервью с Гопкинсом. И сейчас в ее голове было тесно от мыслей о том, каким образом продолжить сенсационную тему сегодня.
Кое-кто из репортеров и операторов к этому времени тоже уже подтянулся на телестанцию, однако в ранний час народ в основном кучковался вокруг кофеварок. Рядом с Кари никого не было, когда она в своем «загончике», подняв голову от письменного стола, внезапно увидела перед собой лицо Макки, перекошенное от злости.
– А-а, мистер Макки… Доброе утро. Чему обязана столь ранним визитом?
– Шутки в сторону, Кари! Я видел ваш сюжет во вчерашнем выпуске.
– В самом деле?
– Да. И не скрою, я зол как черт!
– А вот злиться вредно, особенно вам. Это может повредить вашему общественному облику.
Его губы сжались в тонкую линию.
– Каким образом вы проникли в палату к Гопкинсу?
– Ножками.
Он угрожающе надвинулся на нее. Его внушительная фигура, казалось, вот-вот целиком заполнит собой крохотный «загончик». Чтобы не чувствовать себя беззащитной, Кари поднялась со стула и тут же оказалась нос к носу с прокурором. Что и говорить, для двоих ее «загончик» был явно тесноват.
– До сих пор я мирился с намеками в свой адрес, которые то и дело проскальзывают в ваших репортажах. Да-да, можете быть уверены, ничто не остается незамеченным, однако я предпочел оставить ваши выпады без ответа.
– Ваше поведение в высшей мере похвально.