От ненависти до любви (СИ)

- А он тебе нужен, Ильт? - шепнул юноша на ухо, и Эргет внезапно ощутил себя жалким и потерянным. Там где раньше струился бесконечный свет любви ко всему миру, и мерцали нежные всполохи солнечного тепла, теперь воздвиглись холодные и обледеневшие стены отчуждения. Словно Ири закрылся от всего мира, огородился от него плотным непроницаемым щитом. Надпись, на котором, была высечена кровью его сердца. "Теперь мне ничто не сможет сделать больно" - гласила она.

- Так будет лучше для всех, - прибавил Ири, отстраняясь, и снова начиная паковать вещи, словно давая Эргету понять, что разговор подошёл к концу. 

- Не обижай... - Ири не договорил, потому что Ильт внезапно протянув руки, изо всех сил сжал его в объятиях, прижав к себе.  

- Малыш, - простонал он с глухим отчаянным стоном, зарываясь лицом в его спину и непроизвольно укачивая. - Бедный мой, маленький, Ири...Что же мы все, с тобой, сделали?

  

  

Глава 34.

  

   В роскошном особняке гарена Лана было... роскошно. И это единственное определение, которое Ири смог подобрать. Министр Лан не отличался художественным вкусом и аляповатость обстановки немного действовала на нервы, временами вызывая неадекватную реакцию внутреннего смешка, при обозрении очередного дорогого шедевра, приобретённого за баснословную сумму, именовать который иначе, чем безвкусицей, язык не поворачивался, но Ар отличался тактом и толерантностью к чужим закидонам, просто иногда ... Иногда сдавали нервы.

   Если бы Мистраль оказался здесь, он бы сошёл с ума через пол - часа, - внезапно подумал Ири и понял, что улыбается.

   Его бывший любовник, являющийся тонким ценителем и обладающий безупречным вкусом эстета, вряд ли смог выдержать в этом доме больше пары часов. Воспоминание отдавало горечью полыни, и Ири отогнал его, понимая, что нет никакого смысла травить себя теперь, только забыть. Тысячи болезненных отогнанных и задавленных на корню воспоминаний. Но здесь вдали от академии, оказалось гораздо легче переживать случившееся, чем там, где каждый предмет, каждый метр пространства напоминал о Мистрале, где сама атмосфера воспринималась пропитанной исключительно его присутствием, запахом, в котором так хотелось забыться и утонуть, но теперь это было решительно невозможным.

   Чудесные дни, минуты заполненные существованием друг друга, причиняли раздирающую боль. Ар и не подозревал, насколько сильной она может быть...Боль предательства. Когда на душе становиться мерзко и невыносимо, а от отчаяния хочется кричать, потому что разум отказывается верить, сердце протестует, но ничего нельзя сделать с голыми фактами, ничего нельзя противопоставить неумолимой истине, в которую Грандин безжалостно ткнул его носом. Он не стал ублюдком и поддонком, он не превратился в это жуткое безжалостное существо, вытирающее ноги о чувства других людей, он изначально был таким всегда, прячущийся за показными стенами благодушия и фальшивой добродетели. Но Ири поверил ему. Не желая верить, всё прекрасно видя и понимая, великолепно осведомлённый о чужой репутации, поверил, сознательно закрыв глаза на явное несоответствие картинки, добровольно запустив паука лжи в дом собственной души, и вот теперь....Расплачивался за глупость. Человеку, добровольно сунувшему руку под нож, в надежде, что случиться чудо, и удара не будет, смешно жаловаться на то, что рана болит. Сожалел ли он о случившемся? О том, что доверял? О том, что любил? Нет. Единственное, о чём он сожалел, это о том, что не в состоянии оказался не испытывать боли. Он никого не винил, и не обвинял...За что? За свою глупость?

   Но боль, раздирала его в клочья, пожирая душу, заставляя разум кипеть, а мысли плавиться от невидимой направленной на самого себя ненависти. Ненависти понимания, что даже после содеянного, оказался не в состоянии перешагнуть через Мистраля, продолжая любить. И ненавидеть, не в силах простить и принять. И это было самой худшей из всех пыток. Понимание, что любишь человека, которого не уважаешь, и не способен подать руки, потому что он не заслуживает её, твоей руки.

   И это было самым худшим из унижений. Разъедающая отрава. Любить того, кого сам же, глубоко и откровенно презираешь. Но вместе с тем, ничего не можешь сделать с этим чувством. Только корчиться и задыхаться, метаясь в бесконечной градации, от любви до ненависти, от ненависти до любви.