Грандин не знал, почему он спрыгнул вниз. Зачем? Не знал и не помнил, как за секунду раздевшись, бросился в воду. Как плыл в ледяной бездне, что бы отыскать, стиснуть неподвижное тело; продержаться, не позволяя течению затянуть обоих под лёд, дождаться помощи. Выжить. Страшные жуткие секунды, когда мышцы немеют от боли, лёгкие рвутся от недостатка воздуха. Но вот, кто - то стучит топором, разбивая смертельную ловушку, из которой невозможно казалось выбраться, никто не выбирался. Но Грандин Мистраль, не позволил бы себе сдохнуть просто так. Не он. Только не он. Человек собирающийся перетряхнуть этот мир, просто не мог утонуть в реке...
Как он держался? Пальцами, ногтями, зубами за лёд, разрезая губы в кровь, что бы вцепиться в прозрачное безумие, найти каплю воздушной прослойки? Он и сам не понимал. Не помнил...Этот отрезок жизни, медленный и жуткий как сама смерть, начисто выпал из его памяти.
Удар, рывок на поверхность, не размышляя, ни секунды, не испытывая ни счастья ни облегчения, от того, что он выжил. Только понимание, ритмичное, стремительное, бьющее пульсом в голове.
Так мать готова грызть землю зубами, броситься, не размышляя в любую бездну, ради одной секунды ощущения: удержать, почувствовать пальцы своего ребёнка. Быть рядом с ним, даже если оба погибнут...
Быть рядом с ним. Держать за руку.Несколько секунд жизни, когда между людьми вскрывается связь, древняя, мощная, глубинная как космос.Рядом в ужасе вопил Андреас, пытаясь влить ему в рот какую - то обжигающую гадость. Они находились в незнакомом доме, вокруг толпились люди, больше мешая, чем помогая реально что - либо сделать.
Ири, застывший, жуткий и неподвижный, лежал на полу и над ним истошно выл Эльресто, потому что Ири не дышал.
Грандин отшвырнул его прочь. Он смутно помнил, как стаскивал с Ири рубашку, разрезая заледеневшую неподдающуюся ткань ножом. И колотил по груди, разжимая непослушные посиневшие губы, заставляя его дышать своим дыханием. Почти вбивая воздух ему в рот.
А потом собственная радость и непередаваемая словами волна облегчения, когда губы внезапно дрогнули в ответ и Ири закашлялся.
Его вырвало водой, и Грандин не понимая собственного состояния, не замечая испуганных и изумлённых взглядов, исступлённо растирал негнущееся тело, приводил Ара в чувство, не позволяя Эльресто даже пальцем коснуться смуглой сейчас абсолютно ледяной кожи.
Они возвращались в карете. Мимо смазанным хороводом пролетали дома и узкие улочки, ярко освещённые вечерними фонарями.
Грандин, переодевшийся и пришедший в себя, сидел мрачнее тучи, избегая вопросительного взгляда Реама. Не желая комментировать случившееся, как и объяснять, собственную заботу в отношении врага, чьё тело, завернув в меховой плед, прижимал к себе сейчас столь бережно и крепко.
Ар пребывал без сознания, но Мистраль не пожелал оставить его приходить в чувство в бедном крестьянском доме, где не было никаких удобств.
Ири спал на его коленях, и Грандин с трудом сохраняя невозмутимое равнодушное выражение под прицелом чужих глаз, бережно придерживал золотоволосую голову у своей груди.
- Ран, временами я тебя не понимаю, - Андреас расхаживал из угла в угол, по мягкому ковру библиотеки.
Грандин откинувшись в кресле и сжимая в руках бокал с горячим вином, следил за ним полуприкрыв глаза.
- Ты ведь его ненавидишь. Ведь так? Ты сам много раз говорил, что желаешь, что бы он подох.
Грандину не нравился тон Андераса. От чужого резкого голоса, разболелась голова. К тому же он слишком вымотался и устал от произошедшего, что бы выслушивать нотации.
Два часа просидел в горячей ванной, позволяя пичкать себя всевозможной отравой, и доктор, стеная и называя его поступок безумием, "рвал волосы на голове", удивляясь, как после случившегося Грандин держится на ногах, в то время как давно должен валяться с пневмонией или воспалением лёгких. Но сильная порода Мистраля выдерживала и не такое. Да и нелепо Мистралю, потрясшему город безумным героизмом, позволить проиграть и сдаться жалкой хвори, даже если первые её симптомы настойчиво колотились в виски, пытались прорваться через барьер железной воли.
- Но вместо этого, - Андреас не замечая чужого недомогания продолжал "рвать и метать" вытаптывая следы на поверхности ковра.
- Ты спас его, рискуя жизнью. Ты вызываешь ему врача. Предоставляешь свой дом. Я могу сказать, что это похоже на что угодно, но не ненависть.
Грандин слушал его ревнивые упрёки, потягивал вино с лекарственными травами и смотрел на огонь в камине.
Пламя трещало, умиротворённо пожирая дрова, наполняя комнату бликующими отсветами, не в силах прогнать поселившееся внутри ощущение тревожной тяжести.