Еще было поразительно, как ребята, сопровождая нас, увидели три разных способа получать. Первый – тот, о котором я вам рассказал. Потом в какой-то момент я почувствовал, что кто-то тянет пакет у меня из рук. Это была цыганка, бранясь, она начала кричать, что у нее шестеро детей и что мы должны отдать ей бутерброды; прежде чем мы успели опомниться, она выхватила пакет у меня из рук и скрылась. Так неожиданно у нас с ребятами появилась тема для осмысления. Действительно, это два различных способа получать: первый – глубоко человечный, а второй – когда ты даже не смотришь в лицо дающему; это не по-человечески, и ты на самом деле ничего не получаешь. Третий эпизод был такой: мы почувствовали сильный запах алкоголя и тут же увидели бездомных, которые, едва завидев нас, бросились навстречу и начали спрашивать, являемся ли мы членами какой-то благотворительной организации. Мы ответили, что все из одной школы и приехали во Флоренцию на экскурсию. Они еще до того, как что-либо от нас получить, захотели рассказать нам о себе: один из них из Венето, другой когда-то участвовал в каких-то праздничных мероприятиях неподалеку от Бергамо… Когда мы возвращались к группе, весь негатив словно улетучился и уступил место чему-то более важному и разговор шел уже не о проступке наших учеников, а о том, что произошло после. В ситуацию вошло нечто более значительное, что очевидным образом исправило предшествующий негатив, и никаких проповедей не понадобилось. Когда мы вернулись, Роберто подумал, что о наших приключениях стоит рассказать всем остальным, и поэтому на тех, кто до того запятнал себя стыдом, теперь смотрели не то чтобы как на героев, но как на людей, с которыми случилось нечто грандиозное.
Франко Нембрини
. Хватило бы этих двух примеров. При виде ребят, которые играются апельсинами и бутербродами, первой реакцией может стать гнев и попытка навязать правила: «Так не делают, нужно принять меры!» Если бы взрослые так и поступили, приняли бы меры, ничего плохого в этом не было бы, возразить нечего; однако всегда остается место для более великой меры. В этом смысле правила не воспитывают. Мы можем запретить ученикам что-то делать, но в следующий раз ничего не изменится, они снова продолжат играть с апельсинами. Однако здесь рядом с ними оказались такие взрослые, которые попытались представить себе разницу между наказанием и исправлением. Чтобы наказание не было лишь наказанием, но стало исправлением, необходим взрослый, знающий, что предложение может быть убедительным, инициатива может быть позитивной; и тогда он замечает бездомных и бросает ученикам вызов, ставит все на свободу четырех безумных подростков, играющих в футбол апельсинами, призывает их совершить нечто, во сто крат превосходящее их поступок. Если нам удается сделать подобное предложение, потом мы сами удивляемся тому, что с ними происходит; они даже возвращаются, рассуждая о том, что пережили. Пример потрясающе прозрачен. Он показывает, что правила хороши и наказание иногда, вероятно, тоже необходимо, но взрослый воспитатель вносит в ситуацию еще один компонент: во зле, в ошибке, в поражении ему удается увидеть возможность для чего-то большего, он обращает видимое поражение в возможность для чего-то другого, бросает вызов свободе.