Моей последней, третьей по счету, жене Капитолине[124]
я хочу отвести целую главу в моих записках. После отца и матери Капитолина стала самым дорогим мне человеком. Так вот получилось, что найти женщину, ставшую для меня всем, ставшую мне настоящей верной подругой, мне удалось только с третьей попытки. Три попытки, совсем как в сказках. В детстве я очень любил слушать сказки, которые рассказывала мама. Когда подрос стал стесняться этого. А зря. Сейчас бы с удовольствием послушал бы, да некому рассказывать.«Что это гражданка Васильева к вам на свидания ездит? – удивлялись во Владимирской тюрьме. – Вы даже не расписаны». Но свидания разрешали. Капитолина приезжала ко мне регулярно. Вообще-то, во Владимирской тюрьме свидания заключенным не разрешают, но для меня делали исключение. Но все свидания проходили в присутствии сотрудников, и передачи, которые привозила мне Капа, только что сквозь сито не просеивали. Боялись, что она будет передавать мне какие-то письма. Чьи именно письма, я так и не понял. Но вся бумага, в которую были завернуты продукты, отбиралась. Продукты заворачивали в другую бумагу, а ту уносили. Не иначе как гладили утюгом, подозревая, что мне пишут что-то молоком. Сало, которое привозила Капа, подолгу тыкали иглой. Я поначалу удивлялся. Что с того, если бы кто-то с воли написал мне что-то тайком. Потом сообразил, что среди моих врагов нет единства. Каждый из них сам за себя, и каждый боится, что «товарищ» (здесь намеренно беру это слово в кавычки) подставит ему подножку. Например – уговорит меня очернить соперника. Потому так и следили. Чехарда, которая последовала после моего ареста – скорый расстрел Берии, разоблачение группы Молотова – Маленкова – Кагановича, игры с Жуковым, которого Хрущев терпел, пока тот был нужен, вся эта чехарда доказывает мою правоту. Никакого единства в нынешнем Президиуме нет. Клубок змей, лучше названия и не подобрать.
Доходили до меня слухи о том, что Капитолина поспешила бросить меня, узнав, что отец серьезно болен и скоро умрет. За неделю до его смерти ушла от меня. Это неправда. Во-первых, до тех пор, как отцу не дали яд, никто не мог подумать о его скорой кончине. Да, отец был уже не молод, он болел и в 53-м выглядел не так, как в 45-м. Года берут свое, но никто не ожидал, что это случится так скоро. Но после того, как отец снял меня с командования округом, я крепко задумался. Предчувствия у меня были нехорошие. Особенно они усилились после того, как от отца убрали Поскребышева. То есть вынудили отца его убрать, подстроив «пропажу» документов. Я чувствовал, что все идет не так. Порой мне казалось, что я вообще не понимаю, что происходит. Иногда я склонялся к мнению, что отец пытается усыпить бдительность врагов. Иногда я готов был отчаяться. Несколько попыток завести откровенный разговор пресекались отцом. Да и не обо всем у нас было принято говорить. Были вещи, которые товарищу Сталину с командующим ВВС Московского округа обсуждать не полагалось. На душе было неспокойно, и я на всякий случай решил обезопасить Капитолину и детей. С нами жили Саша с Надей и Лина, дочь Капитолины от ее бывшего мужа. Лину я удочерил, стала она Васильевна. Саша в то время, можно сказать, с нами не жил, потому что учился в суворовском училище в Калинине[125]
и домой приезжал редко. Капитолина, в отличие от Кати, прекрасно поладила с Сашей и Надей. Чувствовалось, что она их искренне любит, и они к ней тоже относились так же. В самом начале нашего знакомства она удивилась, как Галя могла оставить детей со мной. Но я сказал, что так для всех будет лучше, и об этом мы больше не говорили. Я решил, что для Капы с детьми будет лучше, если мы сделаем вид, что расстались. Пусть она съедет с Гоголевского, и некоторое время мы поживем так. Квартиру в Чапаевском переулке ей дал по моей просьбе Яснов[126], председатель Моссовета. По воле случая, эта квартира оказалась рядом с парком, в котором так и не был построен спортивный центр ВВС. Капитолина поняла меня, и мы притворились, что «расстались». Не люблю притворяться, но иногда приходится. Через неделю умер отец. Последующие события подтвердили, что предосторожность моя оказалась не напрасной. Я поначалу даже был против того, чтобы Капитолина приезжала ко мне на свидания. Считал, что незачем нам показывать нашу близость. Мало ли что. Но она со мной не согласилась и сумела меня переубедить. Главный ее довод был такой – хотели бы, где угодно ее с детьми достали. Я не рассказывал Капитолине, чего наслушался во время следствия, чтобы не волновать ее. Обошлось, и хорошо. По-человечески мне было приятно, когда ко мне приезжали на свидания. Передачи меня особо не интересовали, потому что во Владимирской тюрьме кормили хорошо. Без разносолов, но сытно. Главное – пообщаться с человеком с воли, знать, что о тебе помнят, узнать новости.