От Пекина до Нью-Йорка

Однажды мы были приглашены на спектакль Пекинской классической оперы. Китайская музыка нас поразила: много шума, ударов в барабан и гонги, протяжных звуков, похожих на звуки флейты; удивили и приемы актерской игры. Китайский спектакль сложен, насыщен условными понятиями. Искусство, конечно, немыслимо без условностей. Условности нашего театра нас не удивляют. Исторические герои — Борис Годунов, Кутузов, декабристы поют, Ромео и Джульетта, Кармен и Анна Каренина, умирая, танцуют. В китайской опере фактически нет пения. Масса различных трюков, напоминающих акробатические. Артисты Пекинской оперы в совершенстве владели всеми жанрами театрального искусства, включая пластику балета, а также приемами акробатического мастерства; они совершали всевозможные прыжки, сальто, кульбиты и т. п. Все женские роли исполняли мужчины. Знаменитый китайский актер Мэй Ланьфан, которому тогда было более 60 лет, исполнял роль влюбленной девушки, а его сын — служанки. Зато в Шанхае был театр, где играли только женщины. Многое на сцене было непонятным. По ходу действия переводчик старался разъяснить, что означают отдельные движения актеров: если актер трясет руками над головой, значит, он испытывает страх; флажки на спине полководца обозначают, сколькими полками он командует; красное лицо свидетельствует о порядочности персонажа, а белое матовое — о его бесчестности и коварстве. Золотая краска применялась для обозначения богов и духов и т. д. Хлыст в руках артиста означал, что он едет на лошади, весло — плывет па лодке, высокое приподнимание ног — движение по лестнице или восхождение на гору. В репертуаре Пекинской музыкальной драмы значительное место занимали спектакли о деятельности полководцев и правителей древности или средневековья. Однако в Китае сложилась традиция — в подтексте таких пьес отображать события текущей внутриполитической борьбы и современной внешней политики. Мои соседи — заместители директора и профессора смотрели представление с огромным интересом и вниманием, переживали происходящее на сцене, находили им понятный подтекст. Нужны были привычка к традициям исполнительства и богатое воображение для понимания содержания пьесы. Раз или два на представлениях Пекинской оперы я видел Чжоу Эньлая и других руководящих сотрудников правительства и министерства иностранных дел.

В Пекин часто приезжали различные театральные коллективы из СССР и других социалистических стран. Наши слушатели — преподаватели и переводчики были приглашены на балет «Лебединое озеро» в исполнении артистов Большого театра. Китайцы аплодировали. Затем я спросил одного из преподавателей о его впечатлениях, он ответил: «Да, конечно, это не плохо, но Пекинская опера куда лучше». Другие были такого же мнения. Конечно, о вкусах не спорят. В этом ответе и в других критических замечаниях по поводу русской и советской литературы и искусства в какой-то мере проявлялось то, что в течение многих веков культивировалось и насаждалось в народе: чувство превосходства китайцев над остальным миром, обусловленное не только тем, что когда-то сильная Китайская империя расширяла свои границы, облагала данью соседние народы, огнем и мечом подавляла восстания некитайских народов, но и тем, что китайское правление самое совершенное, политика — самая мудрая, искусство — лучшее в мире, философия — самая глубокая и т. д. Известно, что китайская имперская доктрина, сложившаяся в своих основах еще 2 тысячи лет назад, рассматривала Китай как центр мира (что отразилось и в названии страны «Чжунго» — «Срединное государство» и в другом, более древнем названии Китая «Тянься» — «Поднебесная», которое понималось как государство, объемлющее весь мир под небом), а китайцев — как носителей высшей цивилизации, окруженных «варварами» (так китайцы называли все народы и государства, с которыми китайская империя вступала в контакт). Китайские императоры считались полновластными господами не только китайского народа, но и всех других народов, известных китайцам. Даже в конце XIX века, когда Китай превратился в полуколониальное государство, китайские императоры и двор рассматривали иностранных послов как представителей зависимых от Китая государств, данников Китайской империи. Эту концепцию развивали большинство мыслителей далеких эпох — поэтов, философов и историков, оставивших след в сознании многих поколений китайцев вплоть до наших дней.