От первого лица

Все-таки интересная это штука — время. Память, конденсирующая уроки времени, работает беспощадно. (Когда-то я написал, а «Юность» опубликовала повесть под названием «Такая плохая память» — повесть была о том, что для иных людей хорошая память — это когда все легко забываешь, легко освобождаешься от укоров совести; а плохая, недобрая, немилосердная память — это когда ничего не можешь забыть. Такая вот плохая память — у меня…) У немцев должна быть одна из самых безжалостных памятей на белом свете; иначе они не выживут, и другим будет сложно жить рядом с ними. Я не говорю обо всех немцах — лишь о тех, что запомнились мне из военного детства, и тех, которых повидал в ФРГ — с другими никогда не виделся так вплотную и так подолгу. Я не рассуждаю на эту тему, как предупреждал вас, вознося ее на, так сказать, научный уровень; не делаю обобщений, проистекающих из глубинного изучения истории, экономики, топонимики и других наук о великой и непростой судьбе германских племен древности и народа в новые времена. Это очень личные заметки: я уже не раз предупреждал; если писатели начнут сочинять энциклопедии, и художественная литература, и научная только пострадают от этого. Поэтому пишу заметки эти от первого лица; о том, как в эпоху сосуществования память соединяется с действительностью, образуя сочетания, только еще осмысливаемые нами…

Время. Серьезность человеческого сообщества на гамбургском стадионе была и в том, что никто не пришел исключительно развлекаться. Когда позже я спросил у Андерсон, что она, известнейшая актриса, сыгравшая в кино десятки ролей (в том числе в советско-шведском «Человеке с той стороны»), думает о популярности артиста в новых условиях, Биби начала перечислять грядущие митинги и концерты, идею интернационального фильма о мире. Она говорила о делах, о своем скором приезде в Москву — для дела же, для встреч с советскими сторонниками мира, — и ясно было, что нет для нее ничего важнее.

Арья Сайонмаа, финская певица, очень активно участвующая в борьбе за мир, пела о чилийце Викторе Хара, а затем — песню Виктора Хара. Когда Арья запела песню Теодоракиса, зал подхватил песню, и певице осталось лишь дирижировать; она часто говорила, что считает Микиса Теодоракиса своим учителем и поет его песни постоянно. Арья говорила и пела, как большинство выступавших, — слова сплелись в нескольких языковых стихиях — английский, немецкий, русский, французский, греческий, испанский! Аудитория зачастую понимала и подпевала как могла. Когда назавтра американка Джоан Баэз запоет по-английски, зрители подхватят ее песню; когда в первый вечер наша Жанна Бичевская начала по-русски американскую «Куда уходят все цветы», слушатели запели ту же песню в оригинальной версии, и я мог лишь пожалеть, что не удалось проверить, знает ли аудитория хорошие советские песни. Впрочем, Баэз и Бичевскую подавали в самом конце, на закуску, так сказать, и зал относился к ним особенно нежно.

А между прочим, последним выступалось еще сложнее, чем первым. Дождь усилился, задувал во всю глубину сцены. Наша Жанна Бичевская выливала воду из гитары и чуть не плакала, протирая деку махровым полотенцем. Но зал! Зал светил своими бенгальскими огнями и реагировал на все слитно — как один человек. Под крутыми струями дождя бесстрашно пела гречанка Мария Фарандури; плясал и не боялся поскользнуться на мокрых досках сцены латиноамериканский ансамбль; индеец с косой пел рок и приплясывал, потряхивая бахромой замшевой куртки, с которой вода стекала уже не каплями, а струей. А затем сквозь исполнителей — никто ведь, закончив выступление, со сцены не уходил — в надвинутой на уши шляпе вышел к микрофону Гарри Белафонте, и зал взорвался такой овацией, которую, может быть, раз в жизни только и услышишь.

Гарри Белафонте говорил об этом позже: о том, что ради таких вот концертов — не овации ради, а ради смысла, сущности — и ради такого единения стоило создавать всемирную ассоциацию артистов. И то, что концерт происходит в Западной Германии, — тоже историческое событие. И то, что столько намечено… Вот и в Советский Союз приехать хочется, ах как хочется — да когда же? А рядом соглашались с главой семьи верная супруга Джулия (кстати, род Джулии Белафонте — одной ветвью из Литвы, а другой из Украины, из Харькова, — так она говорила) и дочь, которая секретарствует на всех заседаниях ассоциации. Он весь в работе, в неустанности борьбы за мир — и семья его рядом, и все личные планы подчинены главному. Даже собственные свои деньги Гарри Белафонте щедро расходует на организацию антивоенных митингов и концертов. Если для нынешнего американского президента «есть вещи поважнее мира», то для таких, как Белафонте, ничего важнее мира не существует.