От первых проталин до первой грозы. Повесть о детстве

Из соседней комнаты мигом выскакивает её любимчик. Ясно, что он стоял за дверью и подслушивал.

- Митя, - устало говорит бабка Лизиха, - будь добр, дружок, сходи во двор, кликни сторожа Семёна. Да пусть вожжи захватит. Борьку пороть.

- Я не дам! Не смеете! Я папке скажу! - пытается протестовать Борис, но получает пару увесистых шлепков и смиряется.

- Митенька, пальтишко надень, а то простудишься! - кричит вслед Елизавета Александровна.

Мы все сидим, застыв на своих местах, в ожидании чего-то страшного и в то же время занятного. Бедный Борька! Все его злоключения вызывают у нас, помимо сочувствия к нему, ещё и невольную улыбку.

Вот он стоит сейчас перед бабкой Лизихой красный, потный, весь какой-то растерзанный. Его ждёт неминуемая экзекуция. Его посиневшее ухо - в неприятельских руках. И всё-таки весь вид его будто говорит: «Ну что ж, что высекут, а я всё-таки не покорюсь!»

Хлопает входная дверь. С постной рожицей и блестящими от радости глазами входит Митенька. За ним в дверях появляется огромная фигура сторожа с вожжами в руках.

- Чаво вам, хозяйка, надоть? - безразличным голосом спрашивает.

- Семён, бери его, помоги мне выпороть.

Семён так же лениво, вразвалку, подходит к Борису, берёт его за плечо, тащит через переднюю в спальню. Борька отчитается изо всех сил, гневно кричит:

- Пусти, не смей, лапке пожалюсь!

- Иди, иди, не балуй! - тащит его Семей. Елизавета Александровна поспешает следом. Процессия скрывается в спальне. Дверь захлопывается.

- Ой, батюшки мои! - всхлипывает в уголке Мария Михайловна. - Ведь просила вас всех: будьте потише, не деритесь. Не озорничайте!

Мы не слушаем её причитаний. Мы слушаем только то, что творится за дверьми в спальне.

Оттуда доносится шум возни, потом звонкие удары вожжей, поросячий визг Борьки и свирепые окрики Лизихи:

- Я тебя отучу, я тебя отучу! Вот тебе, вот тебе!.. Затем опять возня, опять крик Борьки, но уже не поросячий, а гневный, протестующий:

- Я тятьке пожалюсь! Он вам даст!..

- Поговори ещё, негодяй! - орёт Лизиха.

Дверь распахивается. Борька выскакивает красный, потный, как из бани, на ходу застёгивая и приводя в порядок штаны.

- Куда?! Назад! - вопит бабка Лизиха. - Семён, хватай его!

Но Борька уже накинул куртку, шапку в охапку и был таков.

- Ну, погоди, подлец, я тебя завтра ещё раз выпорю! - кричит она вслед беглецу.

- Хозяйка, мне можно идтить? - равнодушно осведомляется Семён.

- Иди с богом, спасибо тебе, - говорит бабка Лизиха.

- А вожжи брать ай здесь оставить?

- Зачем - здесь? - сразу не может понять старуха.

- Вы же ещё завтра его посечь собирались.

- Ну, когда понадобится, тогда и принесёшь. А то дедушка увидит, рассердится, скажет: «Что у вас здесь - конюшня, что ли?» Иди, иди. Когда нужно, опять принесёшь.

- Мне что, я принесу, - отвечает Семён и уходит.

На следующий день всё пошло по-старому, как будто вчера ничего и не случилось. Борька с утра явился на занятия. Отцу, конечно, он ничего не сказал. Да и о чём говорить? Петуха снежками гонял? Гонял. Бабке Лизихе в живот с разбегу ткнулся? Ткнулся. Кто же виноват, что выпороли? А начнёшь отцу рассказывать, пожалуй, ещё добавит горячих по тому же самому месту. Нет, уж лучше молчать.

Бабка Лизиха тоже молчит. Всё это она, конечно ещё припомнит, но только не теперь, а в другой раз к удобному случаю.

Во время перемены к Боре подходит его лучший друг - Колька.

- Ну как, ничего, сидеть можно? - сочувственно осведомляется он.

- Ничего. Сегодня можно, - мрачно отвечает Борис. И тут же добавляет: А Митьке я всю рожу разобью! Ишь какой услужливый. Погоди у меня, дождёшься!

- Возьмём в работу, - охотно соглашается Николай.

Перемена кончается. Мы все вновь берёмся за дела.

И У МИТЕНЬКИ ЕСТЬ ГРЕШКИ

Я, со своим робким характером, даже не мог себе представить, как можно у бабки Лизихи дурачиться, озорничать, не боясь, что она накроет и отдерёт, как Сидорову козу. Такие удальцы казались мне чудо-героямд. И первым из них был, конечно, Коля.

Стойло только Лизихе хоть на минуту отвернуться, он обязательно выкинет какую-нибудь штучку. То соседа щипнёт, так что тот подпрыгнет как ужаленный, то сам вдруг вскочит со своего места, вытянется в струнку и отдаст бабке Лизихе честь. Да при этом ещё такую рожу скорчит, что ребята не удержатся и фыркнут.

- Что за смех, в чём дело?! - грозно окрикнет Лизиха, быстро оглядываясь по сторонам.

Но все сидят, опустив носы в книжки и тетрадки. А виновник происшествия прилежно учит грамматику или закон божий. Лицо у него такое тихое, углублённое в своё дело; уж никак не подумаешь, что имен он-то и есть всему причина. «Но что, если Лизиха вернётся в тот момент, когда он с глупой рожей становится перед ней во фронт, что тогда будет?» И при одной этой мысли у меня мурашки пробегают по коже.

А один раз бабку Лизиху во время занятии позвали зачем-то в кухню. Только она скрылась за дверью, Колька, как вихрь, сорвался со своего стула, плюхнулся в её кресло, накинул на плечи тёплый Лизихин платок, надел на нос очки и, постучав линейкой по столу, хриплым голосом запищал: