От первых проталин до первой грозы. Повесть о детстве

От волнения и страха я уже не слышал ни музыки, ни счёта бабки Лизихи, а просто мелкими шажками семенил, вертясь вокруг самого себя. Соня делала что-то совсем другое и изо всех сил тянула меня куда-то вперёд. Я не поддавался. От напряжения Соня совсем запыхалась, раскраснелась, и у неё даже капельки пота выступили на лбу.

Я чувствовал, что с непривычки голова у меня начинает кружиться. «Сейчас наскочу на дверь и упаду! - в ужасе подумал я. - Господи, помоги, чтобы не упасть!»

Но в этот критический для меня момент вдруг раздался плачущий голос Клавочки:

- Борька, да что ж ты делаешь?! Лизиха оборвала музыку:

- Что такое? Что он делает?

- Все ноги мне истоптал! - сквозь слезы пробормотала Клава.

- Борис, ты что безобразничаешь?! - сурово прикрикнула бабка Лизиха.

- Я не безобразничаю, - тоже чуть не плача, отозвался Борис. - Я не умею танцевать. Лучше уж высеките, только отпустите.

- Высечь я тебя и так высеку! - сурово заявила Лизиха. - А танцевать ты у меня всё равно будешь.

- Ой, господи! - заплакала Клава. - Дайте хоть немножко ногам отдохнуть.

- Успокойся, - ответила бабка Лизиха, - больше тебя с ним танцевать не заставлю. Потанцуй теперь с Серёжей, а с Борькой я сама буду.

Она встала из-за пианино:

- Ольга, умеешь вальс играть?

- Я только один - «Две собачки»-умею.

- Ну, собачки так собачки. Только играй помедленнее. Борис, ко мне! приказала она.

- Не могу я, - засопел Борис, - у меня живот заболел.

- Это от пирогов, а не от танцев, - пояснила Лизиха. - Потанцуешь, всё внутри утрясётся и пройдёт. Иди, иди сюда, становись вот так… Теперь обними меня за талию.

- За какую? - забормотал Борис.

- Дурак! - Лизиха схватила Борькину руку и обвила ею вокруг своего необъятного туловища. - Вот это и есть у женщин талия. А теперь начали! Ольга, играй: раз, два, три… раз, два, три…

Мы снова задвигались. Но теперь двигаться было уже не так страшно никто ни за чем не следил, всё внимание было обращено на первую танцующую пару.

Я смотрел на Лизиху и Бориса и вспоминал, как к нам в Чернь один раз приехал балаган. Там, среди прочих номеров, был тоже танец. Под шарманку танцевали медведица с поросёнком. Теперь Лизиха с Борисом очень походили на ту самую танцующую пару. Оба были толстые, оба красные от напряжения. У Бориса на лице написан ужас, а у Лизихи такое выражение, будто она его сейчас съест.

- Раз, два, три… Раз, два, три… Борька, шевели ногами, а то выпорю!

- Я же шевелю.

- Не в такт шевелишь.

- Я не знаю, что вам от меня нужно. Отпустите бога ради!

- А вот сейчас узнаешь…

Лизиха правой рукой привычно взялась за Борькино ухо:

- Я тебя в такт буду подёргивать, сразу поймёшь. Ну, сначала: раз, два, три… раз, два, три…

Необыкновенный танец продолжался. Проползая мимо дверей, я ненароком взглянул в них и сразу остановился. В дверях, широко раскрыв от изумления рот, стояла мама.

- Мамочка! - бросился я к ней, оставив в одиночестве свою даму.

Все обернулись в нашу сторону.

- А, Надежда Николавна к нам пришла! - отпуская Борькино ухо, воскликнула Лизиха и поспешила к маме. - А мы, видите, к праздникам готовимся, вальс разучиваем, - пояснила она маме, которая никак не могла оправиться от изумления.

Мама обняла бабку Лизиху:

- Дорогая моя, ну, вы просто необыкновенная! Как вас на всё хватает - и уроки, и танцы!..

- Хватает. Пока, бог милостив, на всё хватает. Только они вот не ценят меня, даже сердятся за то, что я их уму-разуму обучаю. Вот Борюшка никак танцевать не хочет. Я уж его шутя за ушко водила.

- Да, да, шутя! - проворчал со своего места Борис, трогая красное и распухшее, как лопух, левое ухо.

- Ты что там, Боренька, говоришь? - ласково и в то же время значительно переспросила бабка Лизиха.

- Я ничего не говорю! - сурово буркнул он.

- Не говоришь, ну, значит, мне так показалось. - И Лизиха продолжала рассказывать маме о том, что у детей надо воспитывать не только ум, но и чувства, нужно развивать ловкость и грацию.

Мама со вниманием слушала и кивала в знак одобрения.

Приход мамы нас всех очень выручил, так как танцев в этот день больше не было и мы, быстро поставив на место столы и стулья, разошлись по домам.

Придя домой, мама с восторгом начала рассказывать Михалычу, какая Елизавета Александровна удивительная женщина, что она нас не только наукам обучает, но даже сама лично учит танцевать.

- Сама?! Танцевать?! - изумился Михалыч, - И сама тоже танцует?

- Ну да, конечно.

Михалыч расхохотался:

- Дорого бы я дал - посмотреть на это зрелище! Мама, не выдержав, тоже улыбнулась:

- И ты знаешь, с кем она танцевала в паре?

- С кем? Со своим дедом, что ли?

- Нет, что ты, что ты! Он ведь церковный староста. Какие же с ним танцы. С внуком, с Борисом. Михалыч снова расхохотался:

- Это с тем, кого вожжами порола?

- Вот именно. Да еще как танцевала! Он её за талию держит, а она его за ухо.

- Ой, умру, ой, умру!.. - хохотал Михалыч, так что слезы выступили из глаз. - А линейка-то в такт по заду не подшлёпывала?

- Нет, линейки я не заметила, - тоже смеясь, отвечала мама.