От победы к миру. Русская дипломатия после Наполеона

Помимо прямого сообщения от императора Александра королю Фердинанду Татищев должен был донести до Мадридского двора выводы, к которым пришли участники Аахенского конгресса по вопросу о колониях. Испанскому правительству необходимо было понять, что как бы король ни хотел вооруженного сотрудничества, для любого вмешательства со стороны союзников потребовалось бы официальное приглашение Фердинанда, адресованное пяти державам. Другой, не менее важный пункт, – военное сотрудничество было неприемлемо для союзных держав: для Британии это была принципиальная позиция, другие дворы исходили из соображений целесообразности[407]. Наконец, помощь союзников в реставрации законной власти в Испании была сопряжена с определенными условиями. Мадрид должен был убедить жителей метрополии и колоний, что после воссоединения они будут находиться «под постоянной гарантией либерального управления (système)», которое дарует им испанское правительство. С колониями необходимо было исходить из доброжелательной политики, чтобы империя вновь процветала под отеческим взглядом законного государя.

Если король Фердинанд предпринял бы шаги, изложенные в инструкциях Татищева, Испания могла бы приступить к реализации программы по умиротворению либо без иностранного содействия, либо опираясь на дружественное содействие Великобритании (в форме переговоров под руководством герцога Веллингтона с участием четырех других держав). Их задачей стало бы разработать план умиротворения, который одобрили бы пять великих держав и Испания, ведь моральное давление, оказываемое на повстанцев всеми участниками союза, представляло бы собой более эффективную гарантию обещанных реформ, нежели действия какой-либо одной державы[408]. Возможно, российские дипломаты были правы, утверждая, что Фердинанд (и его подчиненные) выстраивали свою политику на основе ложных идей и заблуждений, однако историк может понять, почему Испания отказалась подчиниться воззрениям пяти великих держав – держав, которые ожидали покорности от правителя многовековой империи и народа, многократно восхваляемого за свое упорство в войне с Наполеоном. Неудивительно, что испанские чиновники отказались от посредничества других стран и обратились к языку дружбы между государями, чтобы продемонстрировать, что Испания ничем не уступает великим державам[409].

В январе и феврале 1819 года Татищев по-прежнему обращался к королю Фердинанду VII и его министру иностранных дел Карлосу-Марии Мартинесу Каса-Ирухо (маркизу де Каса-Ирухо). Как русский посланник докладывал Нессельроде, он пытался обсуждать вопрос о колониях с позиции «применения к делам колоний той примирительной системы, которая введена во взаимоотношения европейских держав»[410]. Однако, как он ни старался убедить Испанию принять условия союзников и начать процесс посредничества, его попытки не привели к желаемым результатам. Тревожило Татищева и то, что его коллеги, министры других великих держав, не выказывали желания вовлечь Испанию в обсуждение общеевропейских интересов или единодушия союзников по этому важному вопросу. В письме императору Александру от 30 января (11 февраля) 1819 года Татищев признавал, что испытывал постоянное разочарование от неспособности выполнить возложенную на него миссию[411]. Фердинанд VII отказался принять посредничество Веллингтона, которое он охарактеризовал как «опасное для Испании и унизительное для себя лично». Татищев был убежден, что интересы Великобритании и Испании невозможно примирить, поскольку прежде всего Великобритания стремилась отдалить всю Европу от Испании. Татищев также жаловался на дипломатические интриги, направленные против него и даже против его супруги, которые он объяснял подозрениями союзников относительно связи России с Испанией и ревностью, возникшей из-за его близких личных отношений с Фердинандом. Ссылаясь на чувство изолированности и профессиональной неэффективности, Татищев просил императора о переводе на другую должность.