От победы к миру. Русская дипломатия после Наполеона

Поколениями историки признавали европейскую идентичность России во время Наполеоновских войн и последовавшего за ними миротворчества. Историки также подчеркивали различия в развитии и политике России от либерально-демократической Европы – начиная со второй четверти XIX века и по сей день. Учитывая эту траекторию, важно сосредоточить внимание на пересечении российской политической культуры и европейской государственной системы в годы Реставрации. Каковы были приоритеты, характеристики, динамика и достижения российской внешней политики, которые придали интеграции в европейское сообщество и международному порядку столь большой вес? Из российских источников, посвященных войне и миру в первой четверти XIX века, следует, что император Александр и его соратники верили в реальность европейской политической системы и рассматривали Россию как полноправного члена этой системы. Так как и почему Россия оказалась на интеллектуальной и психологической периферии европейской политики? Произошло ли это позднее, в XIX веке, возможно, из-за славянофильства (формы романтического национализма), отступничества от Церкви, евразийской политической мысли или экономического развития? Или это просто концептуальный или идеологический продукт большевистской революции и холодной войны?

Многие вопросы остаются без ответа и многие другие возникнут, по мере того как историки, работающие в относительно свободных условиях постсоветской России, переписывают историю своей страны. На данном этапе изучение европейской дипломатии Александра I проливает свет на критически важную динамику в политической культуре Российской империи XIX века. С точки зрения российской монархии и верных престолу сословий, Французская революция и Наполеоновские войны оказали незначительное влияние на фундаментальные религиозные и политические институты. Несмотря на разрушительные последствия и нанесенную травму 1812 года и последовавшие освободительные войны, Российская империя под правлением династии Романовых и Русская православная церковь вышли из периода кризиса как никогда сильными и легитимными. Мало того, что вторжение Наполеона не смогло привести к народному восстанию или широкой поддержке политических изменений, российская призывная армия из законно «освобожденных» крепостных и государственных крестьян – порождение Петровских реформ – одержала верх над динамичной гражданской армией Франции. Сила и стабильность российских институтов в течение 25 лет революций и войн укрепляли и оправдывали давнюю практику просвещенных реформ в сочетании с умеренной цензурой и суровым наказанием за мятеж против законной монархии, иерархической и религиозной властей.

Иными словами, годы миротворчества, последовавшие за победой над Наполеоном, укрепили административно-правовой подход российской монархии к социальному прогрессу и политическим переменам. Когда великие державы и их союзники отреагировали на революции в Испанской Америке, Испании, Италии, Португалии и Греции, они сформулировали четкое различие между старыми и современными институтами. Но что примечательно, они не роптали на изменения, приравнивая современное развитие к революции. Напротив, революционный поток угрожал «полным уничтожением всех государств и всех учреждений, как прежних, так и нынешних»[475]. Иными словами, политические изменения могли быть законными и даже поощряться, пока они не осуществлялись революционными или другими насильственными средствами[476]. Когда революция действительно возникала, ответственные за политику России лица неизменно рассчитывали на примирение легитимного (то есть законного и правового) правительства с их мятежными подданными.

Восстание декабристов 1825 года обычно описывается как самое первое восстание в современной истории России, имевшее целью реформирование общественного и политического устройства. Но, как и Наполеон, офицерская элита, стоявшая во главе восстания, также не смогла вызвать народную реакцию. Практика реформ и репрессий XVIII века явно начала давать сбои, однако в российском обществе изменения были связаны с появлением романтического национализма и протославянофильства. Националистическая ориентация в официальном и общественном выражениях основывалась на утверждении особой мировой исторической миссии русского народа и уникальных качеств русской нации, которые понимались как полная противоположность политическому и социально-экономическому развитию Западной и Центральной Европы[477]. Несмотря на понимание того, что революцию невозможно полностью предотвратить, вера в российскую исключительность укрепила приверженность Старого порядка проведению просвещенных реформ сверху[478]. После десятилетий революций и войн посленаполеоновская русская дипломатия помогла сохранить эту мощную традицию XVIII века.

Приложение Биографии дипломатов