От подъема до отбоя

Потянулись долгие дни ожидания. Дня три нас таскали по медкомиссиям. Обследовали все, что можно обследовать, трех человек забраковали и отправили домой. Ребята были очень расстроены. Впрочем эти слова ничего не говорят о их состоянии, потому что один хотел даже убежать в другой город, чтобы там его взяли служить, но друзья благополучно отговорили. А второй стал поговаривать о самоубийстве. Пищевые запасы подошли к концу. Личный состав тоже потихоньку таял, так как небольшими партиями ребят развозили в разные места.

За солдатами приезжали со всего Союза. Увозили и на Камчатку, и в Среднюю Азию, и на Крайний Север. На Украине, правда, почти никого не оставляли. Одного парня забраковали во флот. Это была еще одна трагедия и трагедия подлинная, хотя служить во флоте предстояло на год больше.

Прибыла еще одна группа из нашего города, точнее из нашего района. Все призывники держались своеобразными землячествами. Если из твоего района, значит земляк, достаются все запасы пищи и спиртного, а при необходимости делятся деньги и обязательно поддержат в драке, если такая возникнет. Причем вначале поддержат, а потом начнут доискиваться до причин и выяснять, кто прав, а кто не очень.

Пищей на пересылке вроде бы кормили, но попробовав это непонятное варево один раз, никто больше не стал даже ходить за ним. Поэтому не знаю готовили его каждый день или показательно раз в два-три дня. Работами не утруждали. Так, утром уборка помещения, подмести мусор, протереть кое-где пыль. Днем пытались занять строевой подготовкой, но масса была малоуправляемая, непослушная, с норовом и строевая не получалась

Можно было найти кое-какие книги. Так и проводили время: читали, пьянствовали (а спиртное, как и домашние припасы, не переводилось, постоянно подпитываясь новыми поступлениями), травили анекдоты или рассказывали житейские истории. В общем жили в свое удовольствие, которое лично мне уже начало надоедать, поскольку я жил в этом странноприимном доме уже десять суток.

На одиннадцатые сутки меня, наконец, вызвали для отправки. Процедура вызова была донельзя простой. Неожиданно в казарме или бараке, как вам больше нравится, появлялся прапорщик с пачкой бумаг. Он зачитывал список из какого-то количества фамилий. Если отзывались не все зачитанные, процедура повторялась. На пятый или шестой раз не объявившийся допризывник вычеркивался из списков, а его место занимала фамилия из дополнительного списка. Когда команда была сформирована, ребят строили, выводили на улицу, еще раз пересчитывали, проверяли по списку и уводили с территории пересылки. Больше никого из них мы уже не видели.

Так на одиннадцатые сутки и меня: зачитали, пересчитали, проверили, посадили в автобус и увезли на вокзал. На вокзале посадили в раздолбанный вагон, видевший, наверное еще допризывников сорок третьего года, и повезли. Как вскоре оказалось, ехали мы в город Харьков.

Не знаю, почему нашу небольшую команду не отвезли сразу же в город Горький, как он тогда назывался, неужели дешевле было десять суток путешествовать по стране, пусть это решают историки, если кого-то заинтересует столь незначительный факт. Но именно так и было.

В Харькове мы влились в большую команду, занимавшую целый эшелон и в режиме строжайшей секретности поехали на восток или юго-восток. Секретность касалась только нас допризывников. Сопровождавшие эшелон офицеры и сержанты, конечно, знали финишную точку назначения, но молчали, проводники знали лишь узловые станции. Так и ехали, гадая и высказывая самые фантастические предположения. Челябинск, Владивосток, Новосибирск, Омск и даже таинственный северный порт Амдерма, – фантазия работала без сбоев и географию сообща знали неплохо.

Запомнился Армавир. Серое раннее осеннее утро. Прохладно, пустынно, на перроне то ли нищие, то ли просто побирушки, то ли некие погорельцы. Просят кусок хлеба, какую-то одежонку. Завтрашние солдаты, а сегодняшние еще пацаны из озорства еще несколько дней назад изодрали одежду так, что лохмотья теперь висят бахромой. И эту одежду побирушки с жадностью хватают, складывают, куда-то уносят. Картина очень муторная, но ничего ценного у нас нет, а они и этим обноскам рады до невозможности. Стоим недолго и вскоре эшелон трогается.

Замечаем, что длина состава уменьшилась. Ночью где-то отсоединили ряд вагонов и отправили в другую сторону. Идут десятые сутки пути, когда мы наконец-то прибываем на небольшой лесной полустанок и следует команда «Выгружайся». Итак, прошло более двадцати суток, как я покинул родительский дом и отправился в самостоятельное плавание в житейском море. Сразу же в воинской части нас вымыли, а тело уже порядком истосковалось по мочалке и мылу, переодели в новенькую военную форму, сидевшую на всех без исключения неуклюже и мешковато и развели по казармам. Покормили и отдыхать. Построения, строевая, учебные тревоги и смотры, конспекты и наряды, обучение и работа – все это будет завтра. А сегодня мы наконец-то на месте и сегодня спать, спать и спа…

3. Солдат – самое мелкое живое существо