В 16:30 над деревьями проносится свисток тепловоза, и все купальщики, загорающие, любовники, одиночки, любители ягод и колодезной воды неторопливо возвращаются в поезд, который, вздрогнув, трогается с места, а я ощущаю прикосновение печали. Отыскиваю на карте это место, чтобы проверить, не приснилась ли мне эта остановка. И тут же замечаю менее чем в 100 милях к юго-западу небольшой такой и неприметный городишко — Чернобыль.
В 21:45 мы в Нежине с опозданием на два часа, и до Киева еще ехать и ехать. Даже при открытых дверях и окнах в вагоне царит влажная жара. Старший проводник снял напрочь рубашку и выставил в окно свое внушительное белое пузо. Как нередко случается с серьезно опаздывающими поездами, факт опоздания никого более существенно не тревожит. Слои пыли и грязи постепенно покрывают кожу пассажиров, еще недавно казавшихся такими чистыми и вымытыми.
В 23:45 мы въезжаем в Киев, столицу Украины и третий по величине город Советского Союза. Вокзал забит так, что и не протиснешься. За пределами Индии я не видел ничего похожего. Наши восхитительные устроители добывают где-то багажные тележки, и за какой-то час мы выбираемся из этого сумасшедшего дома. Нас везут к высокому новому отелю, выходящему на футбольный стадион команды «Динамо» (Киев). Швейцаров в помине нет. Когда задергиваю шторы, первая, а затем и все остальные «отползают» к концу карниза и друг за другом следуют вниз.
День 34: Киев
Отмечаю окончание моего вынужденного, послеракового и послесамогонного суточного поста роскошным завтраком в гостинице «Варшава». Трапеза моя состоит из тонкого ломтика сыра, столь же тонко нарезанного хлеба, чайной ложки варенья и чашки кофе.
Советские рестораны существуют исключительно ради одной цели, заключающейся в том, чтобы по возможности избегать клиентов, а если таковой или таковая по случаю и забредет, сделать их пребывание максимально некомфортным, дабы пожалели о содеянном. Даже получение упомянутого ломтика сыра связано с уймой бюрократической тягомотины. Сперва следует предъявить карточку, полученную при регистрации, и обменять ее на ваучер, который после дотошного осмотра ресторационным гауляйтером передается официантке, немедленно забывающей про вас. Система крайне угнетающая, однако, на мой взгляд, являющая собой квинтэссенцию всего советского строя — неудобного, параноидального и обезличенного.
Впрочем, еще утром я являюсь свидетелем обнадеживающих перемен, когда сопровождаю Вадима к заместителю прокурора Украины, расследовавшего дело о возвращении задержанных КГБ бумаг его отца. По неведомой мне причине этот сановный советский юрист держится дружелюбно и приветливо, более того, даже рад тому, что беседа будет заснята. Невысокий, широкоплечий, с волевым лицом, в своем отлично пошитом костюме, он является воплощением человека Горбачева, старательно соблюдающего малейшие тонкости в публичных отношениях.
Он сообщает Вадиму, что реабилитационный комитет, собранный в прошлом году Горбачевым для повторного расследования дел политических заключенных в СССР, менее чем за пять месяцев оправдал 1200 человек, и уверяет, что возьмет на личный контроль дело отца Вадима. Затем он предлагает нам узбекский зеленый чай с особой травкой, которую, как он с гордостью заверяет нас, вырастил своими руками. Все проходит гладко, и даже Вадим, накопивший цинизма по отношению к советской юстиции, считает изменения ощутимыми.
Мы на скорую руку объезжаем Киев, который кажется мне городом зеленым и симпатичным — с широкими бульварами и деревьями на каждом шагу. Трудно даже поверить, что еще при моей жизни эти милые и зеленые холмы стали местом невероятных страданий. Во время войны нацисты оккупировали Киев с октября 1941 г. по октябрь 1943 г.; за это время в городе были убиты 400 000 человек, часть которых погибла в концлагерях, еще 300 000 человек были отправлены в Германию на тяжелые работы… разрушено было 80 процентов жилых домов. Восстановление города, а в особенности красивых старинных сооружений, подобных Киево-Печерскому монастырю, следует отнести к числу подлинных достижений советского режима. Однако всякое доброе дело не остается безнаказанным, о чем свидетельствует возведение из нержавеющей стали огромной статуи воительницы, поднимающейся над днепровскими холмами на 320 футов. Огромная неуклюжая и доминирующая едва ли не над всем городом, она была сооружена в 1970-х гг.; местные жители называют ее «матушкой Брежнева».