Не так давно Киев посетила и более современная трагедия. Если бы в черный день 26 апреля 1986 г. — в день, когда взорвался реактор находящейся всего в 55 милях отсюда Чернобыльской атомной станции, ветер над Киевом дул не с юга, а в противоположную сторону, Киев был бы сейчас мертвым городом. До сих пор никто в точности не представляет, насколько серьезными могут оказаться последствия. Ветер переменил направление в сторону Киева через пять дней после взрыва, однако реактор не был закрыт еще около месяца. Глядя вниз с валов старого города, я вижу людей, купающихся в Днепре. Я спрашиваю у Вадима о том, насколько такое занятие может оказаться опасным. Он рассказывает мне, что его друг, физик-ядерщик, сказал ему, что плавать можно сколько угодно пока не касаешься дна, так как радиоактивные осадки всегда опускаются вниз. Тем не менее в такой жаркий день как сегодня не будет недостатка в желающих рискнуть.
День 35: Из Киева в Народичи и обратно в Киев
Сегодня мы едем поближе к Чернобылю, чтобы посетить города и деревни, уже эвакуированные или эвакуируемые в результате несчастья. Мы не будем въезжать в 30-мильную запретную зону, однако побываем в зараженных местах, и Володя, Ирина и прочие русские члены нашей команды сопровождать нас не будут. Мирабель также решает не рисковать. Роджер связался с Национальным бюро радиологической защиты в Харвелле и получил сомнительное утешение. Нам сообщили, что уровни облучения будут такими же, если не меньше, чем на полюсах при тамошней концентрации магнитных полей. Тем не менее информация о том, что в отношении последствий катастрофы до сих пор существует неясность и идут споры, вкупе с авторитетной и ученой рекомендацией выбросить обувь и одежду, в которой мы будем в этой поездке, добавляет пикантный аромат опасности нашему приключению. За завтраком, над ломтиками сыра, мы обмениваемся нервными шутками.
Мы направляемся на северо-запад от Киева, в город Народичи. Он расположен прямо на запад от Чернобыля, два реактора которого, как напоминает нам Вадим, по-прежнему действуют. Украинский парламент единодушно проголосовал за их закрытие. Советское правительство отказалось это сделать. Украинцы утверждают, что число жертв аварии достигло 8000 человек. Официальные источники упоминают тридцать две души.
Мы проезжаем мимо сосняков и дубовой поросли, перемежающихся убранными полями, а также вишневыми и абрикосовыми садами. На юг направляется армейская колонна из сорока грузовиков. Спустя какое-то время заросли уступают место широкой и плодородной сельской равнине. Первое свидетельство обманчивости этого изобилия накатывает словно шок Это знак, утопающий в бурьянах и высокой траве с надписью: «Предупреждение: запрещено пасти скот, собирать землянику, грибы и лечебные травы».
Останавливаемся и нацепляем на себя желтые бейджики, регистрирующие уровень радиации, которые нам придется отослать в Харвелл для анализа после трехчасового визита. Вооружившись ими и радиационным детектором, мы вступаем в Народичи, жителям которого пришлось прожить в зараженной местности более пяти лет. Опрятный и гордый в своей беде маленький городок вытянулся вдоль засаженной каштанами главной улицы… перед зданием райкома выкрашенный серебряной краской Ленин. Через год он останется здесь в одиночестве.
В городском парке трава не скошена, но фонтан еще плещется. В городе несколько мемориалов. Одним из них является опаленное дерево с крестом на нем — местные жители полагают, что лес защитил их от худших последствий взрыва. Возле дерева три больших валуна, один из которых поставлен в память четырех деревень и 548 человек, эвакуированных в 1986-м, еще пятнадцать деревень с населением 3264 человека были эвакуированы в 1990-м. Еще двадцати двум деревням и 11 000 человек предстоит сменить местожительство в 1991 г. Надпись гласит: «В память деревень и человеческих судеб, сожженных радиацией возле Народичей».
Одной из самых грязных оказывается детская площадка, где уровень гамма-излучения в тринадцать — семнадцать раз превышает нормальный. Красные металлические сиденья свисают с карусели, ветер покачивает синие металлические лодочки, но никому более не позволено играть здесь.
Михаил, директор местной школы, приземист и упитан, лицо его нездорового серого цвета. Раньше в районе было 10 000 детей, рассказывает, теперь их осталось 3000. Двое из его учеников проезжают мимо на велосипедах, он останавливает их и знакомит нас. Мальчишки только что вернулись из Польши, из пионерского лагеря, им скучно, они отвечают отдельными словами, которые Михаил переводит следующим образом: «Дети посылают братский привет детям всего Соединенного Королевства». Он улыбается с гордостью и ноткой отчаяния. Я спрашиваю о том, насколько близость к Чернобылю влияет на детей. Он вздыхает и печально качает головой:
— Здесь не найдешь ни одного здорового ребенка.