От полюса к полюсу

знал еще точно, что стало с «А. Сибиряковым», но по последним радиограммам было

нетрудно и догадаться. «А. Сибиряков» встретил неизвестное судно, назвавшее себя

странным именем «Сисаяма» или «Сясьма». Судно требовало сообщить ледовую

обстановку. «А. Сибиряков» ответил достойно, и последние слова его радиста,

услышанные на Диксоне, были: «Ну, началась канонада!»

За сражение на Диксоне Михаил Михайлович Сомов был награжден первым в его жизни

орденом — орденом Красной Звезды. Он оставил записки об этом эпизоде, частично

опубликованные. Но тщетно будем мы искать в них самого Сомова, его личную

причастность к этому героическому эпизоду войны. Он подробно рассказывает, как

дальновидно готовились на Диксоне к возможному нападению руководители Штаба и

станции, как заранее вывезли женщин и детей, как штаб сразу после радиоразговора с «А.

Сибиряковым» разработал толковый оперативный план. С восторгом рассказывает он о

героях-дежневцах, о капитане Кротове и политруке Малюкове, называет имена погибших.

Повествует о начальнике аэропорта Колло, который, вооруженный осоавиахимовским

ручным пулеметом, вместе с товарищем побежал вдоль берега по мокрой тундре, огибая

мысы и заливы, чтобы помешать возможной высадке десанта в тылу полярной станции.

Сомов запомнил многое, в том числе и удивительно спокойную во время обстрела

женщину с санитарной сумкой через плечо — диктора радиовещательной станции. О себе

же он говорит вскользь, рисуя себя в виде почти комической фигуры: форменный плащ

поверх ватных куртки и брюк, в карманах — гранаты и винтовочные патроны, через плечо

— старая винтовка на телефонном проводе, на другом плече — огромный мешок из-под

картофеля, туго набитый штабными секретными материалами. В руке — канистра с

бензином на случай, если придется все уничтожить.

Мешок... Вот за этим-то мешком и пожаловал закованный в броню фашист... В мешке

были спрессованы мгновения, часы, дни жизни и Сомова, и синоптика Фролова, и тех

бесстрашных летчиков, которые сообщали свои донесения о ледовой авиаразведке.

Каковы же были часы и дни жизни Сомова в это напряженное время? Некоторое

представление дает его лаконичный дневник. Серенькая тетрадочка в клетку малого

формата с отпечатанной надписью «Рабочая тетрадь». Почти все записи сделаны остро

отточенным простым карандашом: они для себя, но в них ничего недозволенного по

условиям военного времени. Даже бензин назван, как полагается, «продукт Р-9». Возьмем

несколько записей, сделанных в те дни, когда Сомову больше всего хотелось «протолкнуть

караван» в заливе Вилькицкого:

«21.08.42. Получена разведка Стрельцова в проливе Вилькицкого. Разведка мало

эффективна — слишком много тумана. Разработан и передан новый маршрут. Момент

вылета выбирает Фролов. В результате Стрельцов от Усть-Таймыра до Гейберга идет над

сплошным туманом (при отрицательной температуре) и затем выходит на отличную

видимость.

Черепков вновь не вылетел из-за туманов. О Черевичном нет ни слуху, ни духу. Прислал

только разведку у Новых Крестов.

Шумский продолжает стоять у Желания.

Караван прошел Матиссена, идет к проливу Вилькицкого. Обстановка там все еще

остается не совсем ясной. Сегодняшняя ночная разведка должна дать материал для

принятия решения о дальнейшей судьбе каравана.

22.08.42. Еще ночью по донесениям Стрельцова с воздуха стало ясно, что корабли вести

через пролив невозможно.

Стрельцов еще не успел вернуться, как вылетел из Тикси Черепков. На острове Петра он

базироваться не смог и прошел с разведкой в Усть-Таймыр. От Тикси до Петра прошел над

чистой водой. Однако в донесении он сообщает искаженный против задания маршрут,

поэтому не ясно, сохранился или нет массив, располагавшийся к северу от дельты Лены.

Обстановка в проливе Вилькицкого сохраняется почти без перемен. Восточная кромка

продвигается крайне медленно. Западная кромка трех-четырехбалльного льда подошла

уже к Гейбергу. . Разведка обнаружила чистую воду к северу от М. Таймыра и востоку от

острова Большевик. Это обстоятельство, а также полная невозможность проводки судов

обычным путем побудили искать выходы северным вариантом».

Нет, он не просто получал и осмысливал донесения летчиков. Он давал им задания,

разрабатывал маршруты, строил гипотезы. Работал днем и ночью. Колонки цифр говорили

ему не только о льдах на море, но и о характерах наблюдателей — каждый летчик делал

это по-своему. А каково было ждать возвращения товарищей, когда они задерживались!

«Черепков, вылетевший в 09.30 27 августа из Усть-Таймыра, так и не прилетел на Диксон.

На поиски его сегодня выходит Стрельцов»... Это записано 30 августа.

Вскоре бесследно пропал самолет - Антюшева. На самолете Черепкова погиб друг Ваня

Овчинников.

В те же дни из Архангельска на Диксон и далее на восток вышел пароход «Валерьян

Куйбышев». В пути он исчез. Долгие поиски ничего не давали. Наконец маленький

деревянный гидрографический ботик «Норд» обнаружил труп матроса со спасательным

пробковым поясом, на котором стояло название этого корабля. - Позднее Сомов услышал

сообщение со станции Стерлегова: «Я Норд обстрелян подлодкой». Летчики долго