От «Понедельника…» до «Обитаемого острова»

Сатанеев глубоко задумывается, вертя в пальцах большой карандаш, которым делал пометки. Неожиданно лицо его озаряется радостью.

— Кажется, придумал!

И перед мысленным взором Сатанеева возникает кованый ларец в кабинете Киры. Он видит, как медленно, словно во сне, открывается фигурная крышка ларца, из глубины его так же медленно и торжественно выплывает волшебная палочка, не отличающаяся внешне от карандаша в его руках.

— Нашел! — шепотом говорит он, прижимая дрожащими руками карандаш к бурно вздымающемуся животу.

Он подбегает к платяному шкафу, распахивает его, на миг замирает перед открывшимся большим зеркалом, хихикая, гладит обширную лысину.

— Обращусь в блондины! Или нет! В брюнеты, это благороднее…

Часы на стене бьют час ночи.

Иван протискивается сквозь полуоткрытую дверь в квартиру Алены. Его встречает всхлипывающая Верочка.

— Заснула? — шепчет Иван.

Верочка вздрагивает, судорожно зажимает ему рот и отрицательно качает головой. Иван быстро прячется в стенной шкаф.

— Читай с выражением, — слышится из комнаты капризный сонный голос Алены. — И громче!

— В наступающем сезоне вновь будут модны расклешенные юбки, — дрожащим голосом читает Катенька, — с широкими корсетами из велюра, замши или иных плотных и красивых материалов.

— Что ты кричишь, как на базаре? — вновь недовольно бормочет Алена. — Тише читай!

Голос Катеньки сливается в монотонное бормотание.

— Где Вера? — снова вопрошает засыпающая Алена. — Пусть грелку в ногах поправит! И уходите обе, я спать хочу.

Девушки стремглав выбегают из комнаты. Дверь захлопывается. Наступает тишина.

— Если не расколдуют — уволюсь, — всхлипывает, спускаясь по лестнице, Верочка.

— Только б ему повезло, только б ему повезло, — твердит Катенька, семеня вслед.

— Слушай, — говорит Верочка, оборачиваясь. — Давай кулаки за него держать. Всю ночь!

— Давай! — соглашается Катенька. — Раз, два, три!

Они одновременно сжимают, вытянув вперед, кулачки и, закрыв глаза, обе шепчут одно желание:

— Только б ему удалось!

Иван выбирается из шкафа и входит в комнату. Все вокруг освещено лунным светом. На узкой тахте крепко спит Алена, и во сне лицо ее прекрасно и грустно. Иван останавливается, залюбовавшись спящей, и вдруг непроизвольно, по-детски прерывисто вздыхает. Алена пошевелилась во сне. Иван вздрогнул, отступил за портьеру.

— Иванушка, — шепчет сквозь сон Алена.

— Аленушка моя, — говорит Иван, приближаясь к постели.

— Как хорошо, когда ты снишься, — шепчет Алена, улыбаясь.

— Милая моя, бедная. — Иван осторожно становится на колени рядом с кроватью.

Мне плохо, Ванечка, родной, что-то со мной случилось… Я сама не своя… — По щеке Алены медленно скатывается слеза.

— Не думай об этом, все это наваждение, оно пройдет, обязательно пройдет! — быстро шепчет Иван, весь сжимаясь от жалости и нежности.

— Ты не уйдешь?..

— Нет, нет!

— Уйдешь… — слабо улыбаясь, произносит Алена, в улыбке ее грусть и безнадежность. — Ты теперь только во сне приходишь… Разлюбил Иванушка Аленушку…

— Я люблю тебя, я тебя еще больше люблю, — говорит Иван.

— Какой хороший сон! — Алена закидывает руки за голову. Лицо ее, озаренное лунным светом, на миг становится по-настоящему счастливым, как в первых эпизодах фильма.

— Поцелуй меня, Аленушка, — тихонько просит Иван. — Проснешься, и все будет, как прежде…

— Нет, нельзя, Иванушка, нельзя, я боюсь просыпаться…

— Ты ведь никогда ничего не боялась…

— А теперь боюсь, себя боюсь.

Иван беспомощно оглядывается. Тишина. Уютная девичья комната в лунном свете. Он снова склоняется к Алене.

— Помнишь, как ты меня в первый раз поцеловала?

Нежно, ласково улыбается Алена.

— Мы танцевали… такая красивая мелодия, — Тихо-тихо она пропела несколько тактов, — Ты придумал слова… для меня…

И, словно разбуженное воспоминание, мелодия, напетая Аленой, зазвучала в светящейся лунными бликами комнате.

— Ты поцеловала меня первая, — шепчет Иван. — Я никак не мог решиться…

— Да…

— Поцелуй еще раз, как тогда…

— А ты спой, — просит Алена еле слышным голосом, пробивающимся сквозь мягкую пелену сна. — Спой…

И, присоединяясь к уже звучащей мелодии, Иван тихонько начинает песню — сначала он только говорит, произнося слова в такт музыке, потом тихонько поет. Песня словно обволакивает Алену, заполняет собой комнату. Конкретные очертания предметов растворяются в лунном сверкании, и остаются только Иван и Алена да песня о любви.

— Пой, Иванушка, — улыбаясь, шепчет Алена. — Как легко мне… как спокойно… как радостно…

Мягко искрятся сугробы за окном, спит заснеженный, вольно раскинувшийся старинный город, звучит тихая песня.

Две фигуры у подъезда разом подняли головы и прислушались.

— Он что, чокнутый?! — растерянно спросила фигура повыше.

— Что влюбленный, что чокнутый — для медицины безразлично, — ответила вторая, более округлая фигура. — А вот радикулит или пневмония — это нам с тобой на выбор после такой ночки…

Еще звучит мелодия песни, и лунный свет в комнате еще не раскрыл реальных очертаний предметов.

— Поцелуй меня, — просит Иван, ближе склоняясь к Алене.

— Да, да, — шепчет она и тянется к нему руками. — Сейчас, может быть… Да… Только пой мне, прошу тебя…