От противного. Разыскания в области художественной культуры

Нагруженная сотериологически, социокультура стремится преодолеть биофизическое время. Это притязание неисполнимо на деле и потому сменно, являя собой серию проб по реорганизации времени, или (лого)историю (о чем я подробно пишу, среди прочего, в уже цитированных «Превращениях смысла»). Ни одна из эпох, которые конструирует homo sapiens, не удовлетворяет его – неустанно охотящегося за небывалым. Именно в виду того, что человек не столько топологичен, сколько темпорален, он оказывается всеместным, осуществляя из недр Африки захват всей планеты. Пускаясь в странствия по земному шару, он овременивает пространство – так что пункт, где он находится сегодня, завтра отойдет в прошлое.

История берет старт около 200 тысяч лет тому назад тогда же, когда биологическая эволюция кульминировала и завершилась в рождении так называемого «человека современного». Эта первоистория столь же примитивна, сколь и радикальна. Она выражает себя в создании захоронений, в удержании родовым коллективом памяти о предках – в самом раннем из всех сотериологическом акте. Попечение о могилах приостанавливает бег времени, преобразует будущую фактическую смерть в мыслимое бессмертие в прошлом. Историзм не позднее явление, как кажется многим; он антропологическое достояние, спецификатор человека на всем протяжении предустановленного ему пути.

Людям понадобилось около 160 тысяч лет, чтобы выдвинуться в срединной Европе (Блаубойрен) на новый исторический рубеж, обозначенный изготовлением флейт, зооморфных фигурок и «палеолитических Венер». Несколько позднее (через 10 тысяч лет после этого прорыва или, быть может, почти одновременно с ним) человек открыл в себе задатки живописца, как о том свидетельствуют наскальные изображения в пещере Шове. Затянутость первоистории объясняется тем, что ее содержанием было такое отклонение от биофизического времени, которое попросту задерживало его. Культ предков делал прошлое застойным, захватывающим современность. С самого начала история целесообразна, но никогда не достигает своей цели (отмены времени-к-смерти), поскольку воплотима лишь техно-символически, а не витально-органически. «Целесообразность без цели» – то определение, которое Кант дал искусству. В истоке человеческое время эстетично по преимуществу, и умельцы, использовавшие костную ткань (мертвую, но малоподверженную распаду материю), чтобы производить бесполезные для поддержания жизни вещи, ознаменовали в своем труде обретение историей самосознания. Скульптурные изображения (из мамонтовой кости) и музыкальные инструменты (из трубчатых костей птиц) были изделиями, подытожившими длительный период первых попыток побороть время-к-смерти искусственным путем. Искусственное время обернулось временем искусства. Человек преобразился в качестве артиста и будет в этой роли служить образцом для будущих представлений (в философии Ницше и его последователей) о том, как он может обновить себя, попасть в небывалое. Изучая искусства, в том числе и словесные, как уже специализированную ветвь человеческой деятельности, мы добираемся до самой сердцевины динамизировавшейся в обледенелой Европе социокультуры, часто того не подозревая.

Еще 30 тысяч лет спустя, после того как история вошла в авторефлексивное состояние, в Передней Азии грянул ее следующий слом – неолитическая революция. Переход от охоты и собирательства к земледелию и разведению домашнего скота подразумевал, что poiesis перестал удовлетворять человека, нашедшего теперь средства, с помощью которых он опрокинул субъективированно-эстетическое время во внешнюю действительность, в praxis, в природу, воскресающую с прибытком в урожае и приплоде, даваемом прирученными животными. Poiesis остался в прошлом в качестве мифофантазии о порождении всего, ибо всё, доступное восприятию (не только земля, но и небо), и сделалось местом людских действий, вписанных в природную производительность. История раскалывалась на время чудесного генезиса и бытийное время «вечного возвращения», отелеснивавшееся в обрядах сезонного (космического) и экзистенциального (rites de passage) характера. Составленная из двух слагаемых, из того, что лишь мыслится (как абсолютное начало), и того, что есть, история принуждается в своей связности к логическому выведению настоящего из прошлого (например, социокультуры из природы – в верованиях племенного союза о тотемистических предках). Раз головное и уникальное (мифическое миротворение) претворяется в реальное и универсальное (в вечную, себя воссоздающую бытийность), история результируется отныне в возведении развитой социокультуры, грандиозного хозяйства – равно и символического, и натурального. Неолитическая революция развязывает логоисторию, которую мы – mutatis mutandis – и продолжаем.