От протопопа Аввакума до Федора Абрамова: жития «грешных святых» в русской литературе

Нам уже приходилось рассматривать это произведение Н. С. Лескова в контексте архетипического для русской ментальности мифа о великом грешнике[140]. Анализ имен его главных персонажей вносит в наши прежние наблюдения любопытные дополнения. Уже имя заглавного героя, весьма редкое и «говорящее», содержит в себе указания и на своеобразие описываемой личности, и на предстоящую ему необычную судьбу[141]. Имя лесковского героя, этимологически восходящее к латинскому paulus «малый», играет и переливается несколькими значениями, балансирует между «народной этимологией», сближающей его с омонимичным названием птицы, и приемом синкрисиса. Мифопоэтика и символика павлина в различных культурах весьма многообразна и противоречива[142]. Славянская культурная традиция толкует образ павлина/павы по меньшей мере двояко[143], и оба эти толкования, соединяясь и споря, весьма сложно характеризуют носителя столь своеобразного имени. Одно из этих толкований, прочно вошедшее в обыденное сознание и закрепленное художественной литературой, сделало эту прекрасную и горделивую птицу с резким голосом и жестокими повадками олицетворением самовлюбленной и самодовольной красоты[144], а также всякого кичливого человека. Определение полностью подходит герою Лескова в начале повествования – величавый и импозантный, но «немузыкальный», он гордится своими жизненными достижениями, целиком приписывая их лишь себе самому, и жестоко равнодушен к слабым и неудачникам. Другая, христианская, символика павлина основана на давнем, еще античном поверье, что мясо этой птицы не подвержено гниению. В таком контексте павлин становится символом бессмертия, Евангелия, самого Христа, а также может служить для обозначения человека, «возненавидевшего свои грехи и обратившегося к Богу»[145]. Нравственная метаморфоза героя, падающего с высот своей гордыни в бездну юридической смерти (воспринимаемой к тому же окружающими как самоубийство), но воскресающего к новой жизни, соответствует и этому толкованию.

Очевидно также, что на судьбу Павлина Певунова отчетливо проецируется и Житие его святого тезки святителя Павлина, епископа Ноланского, за которым православная традиция закрепила прозвище Милостивый (23 января). Свою любовь к Богу этот святой осознавал, прежде всего, как любовь к ближнему: он брал на воспитание сирот, выкупал из рабства христиан и однажды, не имея для выкупа достаточно средств, продал самого себя в рабство (когда это раскрылось, он был с почетом освобожден). В истории христианской литературы св. Павлин известен как автор гимнов и писем, в которых «живыми чертами изображается высота христианского совершенства, говорится о том, как нужно беречь свое сердце, описываются достоинства смирения евангельского, любви к Богу и ближнему, изложены обязанности супругов и сладостные утешения для несчастных»[146].

Намек на бескорыстие и абсолютную духовность преображенного героя содержится, возможно, в его новом простонародном имени Спиридон (от лат. spiritus «дух, дыхание, душа»). Наконец, совсем уже прозрачна символика мирского и монашеского имен его красавицы-жены: «в миру грешная Любовь» прозревает свое истинное предназначение на путях бескорыстного служения людям.

Другим примером сходной игры с именами может служить малоизвестный рассказ Н. С. Лескова «Театральный характер» (188 4)[147]. Рассказ посвящен нередкой для писателя теме трагической судьбе таланта в русской жизни. Подобно знаменитому «Тупейному художнику», «Театральный характер» остросюжетен и почти мелодраматичен, изобилует неожиданными поворотами действия, знаменующими счастливые и трагические перемены в судьбах персонажей. Его героиней является молодая провинциальная актриса, которая «имела от природы большой, казалось, будто почти несравненный дар к “представлению” и погибла, как это часто водится на Руси, даже не развернувши своих сил и не блеснув прекрасными дарованиями» (с. 226).