Двумя этажами ниже, в огромной квартире с зимним садом, жил петербургский градоначальник генерал Трепов и всячески порывался в гости к писателю, но тот спокойно отверг «столь высокую милость». Приходил сюда великий врач Боткин, и они с Салтыковым-Щедриным не только говорили о медицине и литературе, а еще замечательно музицировали (Салтыков-Щедрин — фортепиано, Боткин — виолончель) и свободно исполняли Моцарта, Гайдна, Бетховена! И люди столь разносторонней культуры и талантливости не считались тогда чем-то исключительным, немало было таких, среди дворян это считалось почти нормой. Его рисовали Ярошенко и Крамской — и какой человек смотрит с портрета, какая сила в развороте плеч и даже в буйной бороде, какая страсть и какой ум в этих чуть выпуклых глазах! Вот такие люди жили когда-то на Литейном!
С восторгом я замечаю: о какой петербургской улице ни начну говорить — обязательно закончу великим писателем, который здесь жил или бывал.
Рядом с домом Щедрина, в подвале, размещается сейчас литературный клуб «Борей», приют литературы неофициальной, подпольной, какой она была при советской власти. В некотором роде «Борей» — духовный наследник знаменитого «Сайгона», который находился за Невским, на углу его и Владимирского. Там собирались когда-то нестриженые и мятые «неформалы», пугая прохожих. Закрыли «Сайгон» уже не в советские времена, а в капиталистические, устроив там магазин унитазов. Теперь этот дом — гостиница «Рэдиссон Палас», и никаких неформалов стриженые охранники близко не подпустят. Неформалы переселились в «Борей» — «под Салтыкова-Щедрина». Сейчас их никто уже не преследует, они набрали вес в литературе и в городе, выступают и даже иногда пишут книги, но «дух изгоев общества» сохранили. Сейчас в «Борее» вкусная дешевая еда, кругом все свои. Но алкоголь в любых видах запрещен — слишком увлекались тут этим тогда, когда пьянство казалось многим единственной формой свободы. Так что на пьянство теперь не свалить, если пишешь мало. Нет уже и советской власти, что беспощадно душила их, и на гнет ее тоже не сошлешься. Так что сидят тут теперь «неформалы», обсуждают свои «проекты» и мечтают о славе и силе Салтыкова-Щедрина. А если не мечтают, то это плохо.
Анна Ахматова
На другой стороне Литейного, наискосок от дома Щедрина — высокая арка, которую знают все, кто хоть что-то знает. Арка эта ведет во двор знаменитого Фонтанного дома. И много уже лет многочисленные поклонники Ахматовой ходят именно этим путем. Фонтанным он называется потому, что фасад его выходит на Фонтанку. Всю красоту этого дома можно оценить только с Невского, с Аничкова моста над Фонтанкой, откуда видна и прекрасная решетка, и величественный фасад. Тут уже упоминался один дом Шереметевых, на Шпалерной, но главный, самый первый и самый большой — Фонтанный.
В этих роскошных апартаментах жил Николай Петрович Шереметев, из древнего рода, чей предок был полководцем, одним из главных сподвижников Петра («И Шереметев благородный» — в описании Полтавской битвы упоминает Пушкин о нем). Николай Петрович, потомок петровского полководца, живший в этом дворце, был первым русским богачом, владельцем 120 тысяч крепостных, приносивших ему более миллиона рублей ежемесячного дохода. Знаменит он был тем, что создал замечательный театр из крепостных и настолько увлекся этим, что даже женился на крепостной красавице, замечательной актрисе Прасковье Жемчуговой. Родив ему единственного наследника, Дмитрия Николаевича Шереметева, она через три года умерла. К 1823 году молодой граф подрос и вступил, по шереметьевской традиции, в кавалергардский полк.
В дни восстания декабристов Дмитрий стоял в рядах Гвардейского корпуса, верного Николаю I. В 1831 году он участвовал в походе на Польшу. Когда полк стоял в Петербурге, Фонтанный дом был прибежищем кавалергардов, их любимым кровом — здесь чуть ли не каждый день звенели их шпоры и бокалы. Среди лихих офицеров ходила присказка: «Жить на шереметевский счет». Как и отец, Дмитрий имел душевную склонность к искусству. Когда художник Кипренский вернулся из Италии, граф поселил его у себя во дворце, благодаря чему остался в истории — на портрете работы Кипренского, где изображен и сам красавец-граф, и его замечательные покои. Вскоре после женитьбы граф Дмитрий вышел в отставку и занялся управлением своими многочисленными имениями, благотворительностью, коллекционированием картин и предметов искусства, но главной страстью его была музыка. Гордостью его была замечательная музыкальная библиотека: сборники нот, либретто и пьес, большей частью рукописные.
И с той поры дом этот был домом муз всегда! Так что по высшему счету появление здесь Ахматовой вполне закономерно. Хотя все происходило довольно драматично. Ахматова не только была великой поэтессой — она прожила чрезвычайно бурную насыщенную жизнь, что, впрочем, свойственно гениям.