В 1712 году первый архитектурный гений Петербурга, Доменико Трезини, стал строить каменный Петропавловский собор, увенчанный наверху, на высоте ста одного метра, летящим золотым ангелом. Храм этот – самое старинное и самое знаменитое здание Петербурга. Шпиль его с золотым ангелом виден отовсюду. Можно сказать – из любой точки мира. Все его знают и, увидев на картине или по телевизору, сразу узнают Петербург.
Поняв, что враги на Петропавловку не нападут – побоятся, энергичный Петр стал привлекать сюда друзей – купцов всего мира, устроив на острове пристань и первый городской порт. Согласно легенде, Петр I в качестве кормчего сам привел к этой пристани первый голландский корабль и потом очень смеялся над испугом голландского капитана, понявшего с большим опозданием, что перед ним – царь! Такие шутки Петр очень любил.
Но на маленьком острове порт было не разместить, и он был переведен сперва на Стрелку Васильевского острова, а потом на Гутуевский остров, открытый заливу.
Кроме того, в крепости был построен Комендантский дом, гауптвахта, домик «дедушки русского флота», как называли ботик Петра I, Монетный Двор. Внутреннее пространство Петропавловки лучше всего сохранило колорит петровского времени: входишь в ее замкнутое пространство – и оказываешься в тех временах.
Петропавловка с золотым ангелом на высоком шпиле – одно из главных украшений города. Но нельзя забывать и о другом предназначении крепости – ее называли «самой красивой в мире тюрьмой». Защищать город крепости не довелось – узнав о ней, шведы и прочие супостаты сразу поняли, что здесь не пройдешь. И тогда правители России нашли крепости другое применение. То, что тюрьма эта была на самом виду, на самом широком разливе Невы, может быть, даже и устраивало правителей – «чтоб видели и не забывали». Трагедия любой истории состоит в том, что она всегда встречает сопротивление и шагает по телам жертв. И невозможно сказать, кто тут прав – кто жаждет перемен любой ценой, или тот, кто считает эту цену чрезмерной. В казематах крепости побывали и противники перемен, и их сторонники. Одним из первых узников крепости был сын Петра Алексей – вокруг которого, как мы знаем, сплотились противники Петра, «переламывающего Русь через колено». Получается, крепость Петр для сына построил – но совсем не в том значении, как хотелось бы ему. Царевич Алексей скончался тут, в Трубецком бастионе, после тяжелых пыток. По версии фильма «Петр I», снятого в сталинские времена, царевича Алексея приговорил к смерти Верховный Совет под руководством Петра – такая поучительная версия устраивала Сталина больше всего. Он и сам сурово обошелся с сыновьями! Согласно народной легенде, записанной Пушкиным, «царевича Алексея положено было отравить ядом. Денщик Петра Первый Ведель заказал оный аптекарю Беру. В назначенный день он прибежал за ним, но аптекарь, узнав, для чего требуется яд, разбил склянку об пол. Денщик взял на себя убиение царевича и вонзил ему тесак в сердце».
Народная молва связывает с этими событиями название Алексеевского равелина – хотя он построен через 15 лет после смерти царевича и назван вовсе не в честь сына Петра I, а в честь его отца.
Другая история, тоже весьма популярная у романистов и кинематографистов, связана с именем еще одной жертвы Петропавловской крепости – княжной Таракановой. Эта красивая авантюристка объявила себя в Италии дочерью Елизаветы Петровны и ее фаворита Разумовского, и значит, законной наследницей престола. Екатерина II послала за ней в Европу Алексея Орлова, который нашел ее, соблазнил, заманил в Россию и заточил в крепость. Вот такими способами цари удерживают власть!
Согласно романтической версии, Тараканова погибла в камере во время наводнения. Этому событию, которое вряд ли было в действительности, посвящена знаменитая картина Флавицкого: изможденная женщина стоит на тюремной койке, с ужасом наблюдая, как через окошко хлещет невская вода. В ногах ее ползают крысы, выбравшиеся из поднимающейся воды.
Но самая печальная картина, особо грустная, потому что она реальна, – утро казни декабристов. Когда их вывели на казнь ранним утром в июле 1826 года, эшафот (как и любой другой объект в нашем государстве) к сроку оказался не готов. Четверо декабристов сидели на траве, тихо беседуя. Каховский стоял в стороне. Мрачный мизантроп, неудачник, весь погрязший в долгах, которые даже не пытался возвращать, потешивший свое уязвленное честолюбие тем, что убил Милорадовича, любимца всего Петербурга, он был презираем даже соучастниками, и даже перед смертью, когда другие декабристы прощались и целовались, никто не подал ему руки.
Много «борцов за свободу» побывало здесь. Правы ли были они – или только умножали людские страдания? Здесь сидели и Достоевский, и Чернышевский. Ореол мученичества всегда почитаем у нас, это касается и многих современников, среди которых есть и писатели, считающие своим долгом пострадать.