От Пушкина к Бродскому. Путеводитель по литературному Петербургу

Сейчас тут снова Законодательное собрание. Прежней экзальтации, прежних страстей тут нет, романтика как-то испарилась. Но порой при решении конкретных дел страсти накаляются. Иногда по разным делам мне приходится здесь бывать, встречаться и беседовать с самыми разными, по их взглядам, депутатами. Прежнего противостояния Смольному тут нет, «ветви власти» нашли подходящий «консенсус». В буфете вкусные пирожки.

Много говорят о «петербургском десанте» в российскую власть. Действительно, в Мариинском дворце начинали свою карьеру и Кудрин, и Греф, и Чубайс. Мой друг драматург Володя Арро тоже был депутатом первого обновленного Законодательного собрания. Он соглашается с тем, что да, многие отсюда «вышли в люди», но в основном, добавляет он, вовсе не те, кто витийствовал на трибунах, а те, что сидели в служебных кабинетах и тихо что-то делали. Небольшой кабинет был тут тогда и у Владимира Путина.

…Но поскольку ни я, и никто из моих знакомых к питерскому победному десанту в Москву отношения не имел, перехожу к событиям более личным.

ВСЕСОЮЗНЫЙ ИНСТИТУТ РАСТЕНИЕВОДСТВА

Моя жизнь тут тоже решалась. На Исаакиевской площади, на двух углах Большой Морской, стоят друг против друга два больших одинаковых здания в стиле «нового ренессанса». Роль их в моем появлении на свет неоспорима. Дома эти выстроены архитектором Ефимовым в 1845 году для Министерства государственных имуществ. Затем здесь был Лесной департамент, потом Министерство земледелия, а с 1920 года – Институт растениеводства, который в тридцатые годы возглавил академик Вавилов. Мой отец приехал к нему в аспирантуру в 1934 году. Он рассказывал, какой восторг испытал тогда здесь, приехав сюда после своей родной деревни, после учебы в провинциальном Саратове, после работы в казахских степях, и вдруг увидав эту площадь во всем ее величии и блеске. Потом ему не раз было тяжело – тридцатые годы особой «лаской» не отличались, но он приходил сюда, видел всю эту красоту – и силы приходили. И он закончил аспирантуру и встретил маму. По воспоминаниям отца, Вавилов как-то не очень считался с Советской властью, жил как барин в шикарной квартире неподалеку отсюда на Малой Морской. Он обожал лучший в городе ресторан «Астории» и нередко брал туда с собой, приучая к хорошему, любимых своих аспирантов. Отец рассказывал, как однажды они вышли из «Астории» на площадь слегка «разгоряченные», и отец, человек и от природы весьма горячий, сказал Вавилову, что выведет через три года новый сорт проса. Вавилов, захохотав, сказал, что это невозможно. Отец уехал в Казань и встретил там мою маму, и вывел новый сорт, что оказалось очень кстати, поскольку началась война, и пшенная солдатская каша варилась как раз из урожайного отцовского проса.

В 1946 году мы приехали в Ленинград (я, как вы догадываетесь, впервые). Помню украшенный цветными фресками Помпейский зал института, выступление отца на защите его докторской диссертации. Я часто ходил сюда по широкой мраморной лестнице, видел красивых, мощных, веселых отцовских коллег из отдела зерновых, из отдела бобовых, из отдела плодовых. Сейчас, проходя мимо этих замечательных домов, радуюсь своему счастливому детству.

Недавно тень перемен коснулась и ВИРа – после того, как отобрали у Исторического архива здание Сената и Синода – под будущий переезд в наш город федеральных учреждений пошла речь и о такой же участи здания ВИРа. Спасло институт лишь то, что здесь находится хранилище знаменитой коллекции семян. Особые условия, необходимые для сохранения коллекции, неукоснительно соблюдались и в блокаду. Сотрудники умирали от голода – но ни одного семечка из коллекции не тронули. Теперь все ждут, как пойдут события. Что будет с ВИРом – то будет и с городом.

Часть Большой Морской улицы за площадью, более удаленная от центра и бурных веяний времени, сохранила патриархальность и снова возвращает нас в историю. Здесь сохранилось значительно больше невысоких старинных домов.