От рассвета до полудня [повести и рассказы]

А капитан Терентьев и рядовой Лопатин в это время пришли в первый взвод. Командир взвода лейтенант Краснов и еще четверо солдат были в траншее, остальные семеро спали в блиндаже после ночного дежурства. Об этом лейтенант Краснов с обычной своей добродушной улыбкой на таком румяном лице, что румянцу позавидовала бы любая красавица, и доложил капитану. Рядом с Красновым стоял увалень Ефимов. Он тоже приветливо ухмылялся.

— Как немец? — озабоченно спросил Терентьев, пройдя мимо них, не заметив их улыбок и выглянув из-за бруствера.

— А что ему, — пожал плечами Краснов. — Наши где-то застряли, сами видите, бой совсем захирел, а немец постреливает помаленьку. Очень редко. Как всегда. Вы все-таки поостерегайтесь, — добавил он, видя, что капитан чуть не по пояс высунулся из окопа.

Окоп был отрыт по гребню высотки. Перед яростно сощуренными глазами Терентьева открылся пологий спуск в лощину, такой же пологий подъем на другую высотку, где четко обозначился длинный коричневый бугор немецкого бруствера.

— Вот что, — сказал Терентьев, вглядываясь в немецкий бруствер и даже не обернувшись к стоявшему за его спиной Краснову. — Мы с Валеркой поползем туда. Есть сведения, что немец ушел.

— Никуда он не ушел. Только недавно стрелял. Я же говорил. А потом… — Улыбка мгновенно исчезла с лица Краснова. Перестал ухмыляться и Ефимов.

— Вот так, — сухо прервал его Терентьев. — Приказано идти вперед. Следите за нами. В случае чего прикройте нас пулеметами. Остальное знает Симагин. Сейчас же приведи взвод в боевую готовность.

— Ясно, — озабоченно сказал Краснов, направляясь к блиндажу.

— Валерка, за мной, — скомандовал Терентьев и, перекинув автомат за спину, поплотнее надвинул на лоб каску, подтянулся на руках и перевалился через бруствер.

И вот они оказались вдвоем — командир и ординарец — на ничейной земле, между своими и немецкими окопами, и медленно, осторожно, распластавшись на влажном, отогретом солнышком суглинке, поползли, все дальше и дальше удаляясь от своих траншей.

Вдруг вдалеке, слева, возле леса послышалась частая суматошная трескотня автоматов и усталый, нестройный крик: "А-а-а-а!" "Наши пошли в атаку", догадался Терентьев, не переставая ползти. Там же ударили тяжелые немецкие пулеметы, захлестнувшие своим собачьим лаем и этот нестройный усталый солдатский вопль и треск автоматов. Терентьев с досады даже выругался.

Кругом опять все стихло.

А Терентьев с Валеркой, благополучно миновав лощину, тем временем стали медленно вползать на взгорок, все ближе и ближе к немецкому брустверу, из-за которого, как казалось Терентьеву, быть может, давно уже следят за ними вражеские наблюдатели и лишь выжидают, когда будет всего удобнее расстрелять отчаянных лазутчиков одним коротким лаем пулемета.

Так или примерно так подумалось Терентьеву, и он, тут же охваченный чувством мгновенного смертельного страха, ткнулся головой в землю.

Замер подле него и Валерка.

Терентьев лежал, плотно прижавшись к земле всем телом от лба до ступней, умоляя себя двинуться вперед хоть на сантиметр, понимая, что если он не заставит себя сделать этого сейчас, сию минуту, то все погибнут, и он ничего не сможет сделать с собой и поползет обратно. "Ну же, ну, подними голову и — вперед. Еще немного вперед…"

А до траншеи осталось чуть более пятидесяти метров. Терентьев, остановясь и сделав Валерке знак, чтобы тот лёг рядом с ним, опять с досадой пожалел, что нет с ним сейчас автоматчиков. Действительно, один только взвод автоматчиков, отчаянный рывок — и они в траншее. А там попробуй возьми наших. Хрен возьмешь!

Но теперь как ему быть? Не пойти ли на дерзость? Если нет автоматчиков, есть восемь ручных пулеметов. Это, конечно, не одно и то же, но когда нет автоматчиков, есть знаменитые дегтяревские "ручники". И при них шестнадцать человек. А в придачу — он с Валеркой. Если ворваться с ручными пулеметами и тут же подтянуть "максимы" от Краснова, потом из других взводов, а следом за ними — минометы, пушки на прямую наводку, на картечь!

Как же он раньше не подумал об этом! Надо было решить все это раньше, раньше!.. Но ведь еще не поздно и теперь?

И он поступил так, как подсказывали ему его совесть, честь, отчаяние и безвыходность положения.

— Слушай внимательно, — зашептал он Валерке, не отрывая лихорадочно блестевших темных глаз от немецкого бруствера. — Выкладывай все свои гранаты, ползи назад, передай приказ: все ручные пулеметы немедленно сюда, ко мне. Скажешь, как только ворвемся в траншеи, чтобы на катках, бегом, прикатили сюда "максимы" от Краснова, а следом чтобы снимали станковые пулеметы других взводов и петеэровцев, и сам Симагин чтобы то_: же сюда. Ясно?

— Ясно, — прошептал Валерка, выкладывая из карманов гранаты.

— Ступай.

Валерка попятился, но Терентьев, даже не оглянувшись, понял, что он еще тут, никуда не уполз.

— Ступай, мать твою так, — зло прошептал он, не оглядываясь. — Выполняй приказ.

И только тогда Валерка исчез.

А он остался один.