От рассвета до полудня [повести и рассказы]

Я проснулся не то от яркого солнечного слега, плотно забившего купе от пола до потолка, не то от оживленного громкого говора моих попутчиков, уже умывшихся, причесавшихся, прибравших постели. Теперь они готовились к самому главному — утренней трапезе и раскладывали на столике всяческие дорожные съестные припасы.

Общеизвестно, что человек, вырванный из привычных для него домашних условий и помещенный в купе железнодорожного вагона, тут же, как кролик, начинает торопливо есть все, что попадает ему под руку. При этом он съедает за один присест в три-четыре раза больше того, что он обычно съедает, находясь в домашних, привычных для него условиях. В вагоне он может запросто, не моргнув глазом, съесть пару куриц, десятка полтора вареных яиц, килограмм колбасы, столько же сыра, выпить стаканов пять чаю и, икнув от удовольствия, победно после этого оглядеться. Самые яростные приверженцы диетического, строго ограниченного питания, очутившись в железнодорожном вагоне, немедленно, в силу действующих в этом вагоне условных рефлексов, превращаются в преотличнейших обжор. А я не учел этого непременного условия всех железнодорожных переездов от Бреста до Владивостока, от Архангельска до… Короче говоря, я не учел, что, попав в вагон, автоматически становлюсь обжорой. Да еще каким — избранным. Обжорой без средств пропитания.

Я всегда ел мало, и, сложись подобная ситуация в домашних условиях, я бы легко промаялся без еды не только до следующего утра, но, быть может, даже до вечера дотянул, если уж на то пошло, да если еще на спор. Но железнодорожное купе как фактор, неотразимо и мгновенно превращающий нормального человека в обжору, я не учел. Каюсь.

Итак, проснувшись неизвестно от чего (солнечный ли луч, голоса ли спутников), еще не осознав полностью, кем уже стал, поселившись в вагоне, я доброжелательно свесил голову и поглядел на своих спутников. Очень симпатичные люди. Двое мужчин и женщина. Еще вчера, ложась спать, деликатно отказавшись разделить с ними вечернее чаепитие, легко при этом соврав, что очень плотно поел в городе, я познакомился с соседями. Они ехали в Москву на какое-то межзональное совещание, были дружны, веселы, к ним тогда пришли еще двое из соседнего купе, и они долго и мило болтали я смеялись там, внизу, вспоминая знакомых и разные забавные истории. Нынче эти соседи тоже пришли к моим спутникам в гости и устроили коллективный и обильный завтрак. Они стали есть не спеша, со вкусом, с разговорами. Да и куда им, собственно, было торопиться? В купе тепло, до Москвы далеко, за окном ослепительно сияет веселое солнце, искрятся снега, на столике, на диванах разложено и то, и се, и пятое, и десятое… Снеди-то всякой навалено, бог ты мой праведный! И соленые огурчики, и отварная трещечка, и мясо холодное, и колбаса, и куриные гузки да ножки… Разглядывать нет больше мочи!

И во мне разгулялся дикий, звериный голод. Быть может, еще и потому, что я всё время думал о том, что в моем чемодане лежит одна лишь мороженая навага. И еще о том, что до Москвы нам ехать целые сутки. Мне тогда было невдомек, что голод мой объясняется совсем иными причинами и еще со вчерашнего вечера, как только тронулся поезд, я нахожусь уже совсем в ином качестве, превратясь в самого типичного железнодорожного пассажира, и мне так нестерпимо хочется есть не потому, что я действительно проголодался, а только лишь потому, что такова судьба всех пассажиров: жевать и чавкать с утра до ночи.

Я отвернулся к стене и зажмурился. Но это не помогло. Затылком, спиной я чувствовал, как мои спутники выпивают по стопочке, крякают, закусывают, слышал их непринужденную болтовню.

— Сосед, — немного погодя крикнул кто-то из них. — Полно спать, пора за дело приниматься. — И они весело засмеялись. — Давай к нам за компанию.

Притворяться спящим было бессмысленно. Я перевернулся с боку на бок, вновь свесил голову, премило улыбнулся и сказал бодрым голосом:

— С добрым утром. Большое спасибо за приглашение, но я уже позавтракал. Когда вы еще спали. Привычка такая — завтракать чуть свет. Привычка дурацкая, но что же поделаешь? Рано начинаю работать, чуть свет, а без завтрака не могу. — Я чувствовал, что завираюсь, но остановиться уже не мог и продолжал нести околесицу: — В вагоне, конечно, какая работа, правда? Ну, так я решил основательно выспаться. Приятного вам аппетита.

И с этими словами я лег на спину и смежил веки. И как только я сделал это, перед глазами замелькали, замельтешили стопки, куриные ножки, соленые огурцы, скибки мягкого ржаного хлеба, вареные яйца, стаканы с крепким горячим чаем и снова куриные ножки и вареные яйца.

Тем не менее я все-таки проявил достаточно мужества и самообладания и пролежал так, судорожно сжимая глаза, до тех пор, пока мои неторопливые попутчики не покончили наконец со своим роскошным завтраком.

Когда они собрали со стола и, сытые, отяжелевшие, разомлев, развалились на диванах, я вновь изобразил на лице доброжелательную улыбку и спрыгнул с полки.

Выходя в коридор, Я услышал за своей спиной такой разговор:

— Странный человек, — сказал один.