Хотя мой отец и не писал мемуары, но задумываться о своём непростом прошлом, и даже описывать его достаточно подробно ему всё-таки приходилось, когда по разным причинам он должен был представлять свою автобиографию. [А надо сказать, что в советское время, при любом случае изменения каких-либо условий жизни, приходилось заполнять подробные анкеты, в которых содержались вопросы, не только о наиональности, образовании, партийности и т. п. самого заполняющего анкету, но и о ближайших его родственниках, их национальности, партийности, судимостях, нахождении за границей и т. п. ] И надо отметить, что, будучи юристом, он всегда и всё писал исчерпывающе подробно (полагаю, такое же качество вы заметили и в моих записках, и теперь понимаете, откуда это у меня. ] И нам с вами повезло, что написанная им и сохранившаяся автобиография, бывшая не самоцелью, а рассказом о себе в заявлении с личной просьбой в вышестоящую инстанцию, тоже была исчерпывающей. Ну, и конечно же, далеко не меньшее везение, – что у меня всё это сохранилось! (См. фото 14, первой страницы рукописи.)
Мне было интересно, годы спустя, по документам, непосредственно соприкоснуться с делами того времени. Уверен, что и читателю, до сего времени знакомому с тем периодом по рассказам, кинофильмам, это будет интересно тоже.
Чтобы вам было проще, и с большей пользой, прочесть этот рассказ, остановлюсь на некоторых его особенностях, относящихся, кстати, и к другому рассказу, – в следующей повести.
Когда я подрос и умел писать, отец не раз давал мне переписывать личные бумаги, ссылаясь на мой более разборчивый почерк, а возможно, – чтобы оставить себе копию, но не тратить время на нетворческий труд переписывания. Написанное мною, «более красивым и разборчивым почерком», он отсылал по назначению, а написанное его рукой, что особенно ценно сейчас (поскольку является его несомненным подлинником), оставлял для себя как копию. [Согласитесь, что это неповторимо!] Именно ещё и поэтому мне были знакомы шаг за шагом все этапы его жизни, и до сих пор сохранились именно экземпляры, написанные его рукой, и поэтому особенно достоверные… Переписывая, я, разумеется, не задавал ему никаких вопросов, и, очевидно, он считал, что и не вникал в написанное, что меня это не могло интересовать. Но взрослые, подчас, недооценивают уровень интересов и понимания своих детей. На самом же деле, находясь постоянно среди взрослых, я потому и не скучал, сидя молча часами, что, с видимым внешним безразличием, на самом деле, как губка, всё происходившее впитывал, молча анализировал, составлял своё суждение. В результате этого я многое знал и понимал. Поэтому, несмотря на то, что в описываемое время я ещё не был взрослым, но всё хорошо себе представляю, а многое о
А позже мне самому приходилось заполнять анкеты и писать заявления, полагалось откровенно и подробно отвечать на непростые биографические вопросы о родителях, и, как вы поймете, приходилось советоваться с ними, что написать об отце. Эти моменты, – причём родители обсуждали при мне некоторые детали, чтобы лучше сформулировать ответы на поставленные в моих анкетах вопросы, – тоже давали мне немало информации о непростых жизненных ситуациях, которые пришлось пережить многим людям при сталинизме, в которые попали миллионы.
И вот теперь, чем вам что-то здесь рассказывать об отце, я и решил попросту воспользоваться такой копией и привести здесь выдержку из его жизнеописания, которую для краткости не снабдил комментариями, например, не дал расшифровку сокращений, в надежде, что не все детали важны, а суть вам будет ясна и так. И в самом деле, значение многих аббревиатур, которыми пересыпан его биографический рассказ, для человека, читающего о судьбе автора этого письма, совершенно не важно. С другой стороны, наличие этих сочетаний, заглавных букв, уже само по себе служит неоспоримым доказательством правдивости документа. Ведь при желании всё это можно полностью раскрыть, пользуясь справочным материалом, да и попросту – в интернете. Именно поэтому я и оставил всё так, как было написано, уверенный, что будет всё так понято, как надо.