От росы до росы

Строгий, но довольно весёлый мужик Иваныч. Морскими шутками так и сыплет, и всегда – в точку, к месту. А ещё говорит, погоду предугадывать умеет. По наколке – если русалка на руке темнеет, наливается синевой, будет дождь, бледнеет – значит, сухо. Лучше любого барометра!

Путь Тремаса до мехдвора, откуда и начинался рабочий день, занимал около получаса. Жили они вдвоём с матерью в Любимовке, примыкающей к большому селу Пошаты. В их деревеньке осталось всего несколько дворов, хотя ещё недавно насчитать можно было около семидесяти… Как Мамай прошёл! Кто уехал, кто спился. Отец и старший брат споткнулись о «зелёного змия» на острие девяностых годов. Папа – нетрезвый и лихой, на тракторе перевернулся, братишка отравился палёным «товаром». Поэтому строгие запреты Иваныча вообще не волновали – Миха считал водку личным врагом. Вернее, о ней просто и не думал: времени за работой не хватало.

По пути он всегда останавливался и смотрел на дальний, поросший молодым березняком взгорок. Дышал, наблюдая, как медленно поднимается солнце и озаряет церковь. Если бы Миха умел рисовать, то каждое утро приходил сюда с кистями и этим… как его, сундучком, какие бывают у художников. И рисовал бы восход над церковью! Она бездействовала десятилетиями, в советские годы служила пилорамой. В детстве Миха прибегал к ней и слушал, как наверху шелестят крыльями и воркуют голуби. Чудесные вроде бы птицы, но, если войти в брошенное здание – всё покрыто похожим на известь слоем помёта…

«Надо бы церковь вернуть. Если бы кто затеялся – то я с радостью помог бы! Кирпич, песок таскать там, раствор месить – это я умею!» Так он думал.

Постоянно ходить на службы Миха, наверное, не стал бы, но мать – та бы ни одной не пропускала! А вместе с ней – десятки местных тёток и бабушек. Мама каждый вечер в уголке молится, шепчет молитвы, а потом на миг обернётся к стенке, где выцветшие портреты на гвоздиках висят, каждого пальчиком так пересчитает, раз-раз-раз, и опять бормочет, всех, видать, перед Богом поминает.

Да, она бы пошла в храм, ей это точно надо.

Он спустился с пригорка, пахнуло разнотравьем. Тремас провёл ладонью по высокому иван-чаю, лиловые кисти брызнули росой. Роса – это хорошо, значит, будет хорошая погода. Можно дотемна убирать хлеб. Почти без остановки, как и положено в страду.

На мехдворе у выстроенных, словно на параде, бело-красных и зелёных комбайнов мелькали люди в чёрно-красных спецовках, слышались голоса. Один был самым заметным:

– Это, КВН вчера никто не смотрел? Шутка была про комбайнёров! Щас… Неа, уже не помню! – это шумел Ванька Дрыкин по прозвищу «Заводила». Передовик в хозяйстве. Между ним и Тремасом шло хотя и негласное, но известное всем соревнование. Васька пока лидировал по намолоту, и понятно почему – у него была фора, ведь он работал на зарубежном «Джоне».

– Хорош лясы точить! – вышел Иваныч, записывая что-то на ходу в блокнот. – Роса сохнет, братцы-кролики, пора в поле! – он посмотрел на Тремаса и Дрыкина. – И вот что, сладкая парочка! Чтоб нафик мне никаких соревнований! – он посмотрел на небо, а потом на наколку. Русалка, кажется, ему подмигнула. – Вон, там тучка вдали нехорошая, но авось пронесёт. Как у нас говаривали: чайка села попой в воду – жди хорошую погоду!

Все переглянулись, посмеялись, и застучали ботинками по железным ступеням, поднимаясь в кабины машин.

К уборке пшеничного поля Миха приступил в девять утра, когда июльское солнце умыло и высушило тяжёлые колосья. Он сжимал оранжевый джойстик, поглядывая на бортовой дисплей. Умная, высокоавтоматизированная машина многое умела сама: получая связь с космическим спутником, различала границы поля, определяла разворотные полосы, строила алгоритмы. Его, Миху, стоило назвать даже не водителем, а оператором, следящим за работой сложных систем. Особенно сосредоточенным он был, когда комбайн проходил краем поля, где мог попасться главный враг – камень.

Вскоре компьютер издал писк, сообщив, что бункер полон. Тремас поднял руку, нажав на кнопку, и над крышей замигал жёлтый маячок. Это был сигнал для грузовика. Оставив комбайн на краю поля у грунтовой дороги, над которой в эту пору всегда висело, не опускаясь, облако пыли, он дождался, когда подъедет ЗИЛ. Следующим нажатием кнопки Миха откинул выгрузной шнек, и первые за этот день пять тонн посыпались шуршащей золотой струёй в кузов. В такие минуты он всегда чувствовал прилив сил. Словно и сам становился машиной, роботом с бортовым компьютером вместо головы, и перед глазами, как на дисплее, загоралась зелёная галочка. Дело сделано, и дело идёт!