От росы до росы

После отгрузки никакого перерыва. Снова шум мотора – ровный, спокойный, и движение со скоростью шага. Тремас повернул ручку кондиционера, чтобы стало ещё прохладнее, и оставалось только представлять, как там, за бортом, огромное поле дышит спелой сухостью, плавными волнами поднимается хлебный жар. Жатка равномерно подминала под себя колоски, и те послушно клонили головы, будто были рады такому исходу. Зерно шло в бункер, чтобы затем стать румяным караваем на столе. Радостью для людей. И молодой комбайнёр вспоминал слова мамы, что надо бы задуматься о будущем, уехать в город, учиться. Зачем? Чтобы стать кем-то? Она не понимала, что он давно стал тем, кем должен. Глядя на жёлтую пшеничную даль, на синее небо, и маленькую точку вдали – видную и отсюда церковку, он знал о том, кто он, и зачем живёт на земле.

«Каким будет это «завтра» – да поди ж его разбери!» – думал Миха. Говорят, что скоро человек совсем уж станет не нужен для уборки хлеба, всё машины сделают сами. Да они уже и так очень много умеют. Но пока – пока он видел, понимал свою нужность этому полю, родным местам, хозяйству «Победа», а значит – и всей стране. И от этой мысли умолкали сомнения, и на душе становилось спокойно и тихо.

«Да я сам не хуже машины! – он посмотрел на часы. – Пожевать бы чего-нибудь… Как говорится, заправить баки!»

Обедали комбайнёры прямо в поле – работницы столовой обычно оставляли на краю поля состоящие из нескольких уровней термосы – тут тебе и первое, и второе, всё горячее. Оставляли – и уезжали. Но сегодня его ждала девушка в жёлтом платье. Издали она напоминала маленький весёлый колокольчик.

«Натаха! – угадал Тремас, и улыбнулся. – Чего это она стоит?»

Заглушив мотор, он спрыгнул – ловко так, ведь служил в десантуре. Решил немного «порисоваться» перед девушкой. Подошёл вразвалочку, хмыкнул:

– Чего это ты принарядилась, Натаха? На дискотеку сегодня, что ли, пойдёшь?

Термос стоял у её ног, а в руке она сжимала перевязанную белым шпагатом картонную коробку.

– А это чего? Никак, тортик, что ли?

– Чего, чего! – передразнила она, надавив на «г», и показала язык. – Тортик, да, тебе!

– За какие такие заслуги, Натах?

– С днём рождения тебя, дурака, поздравить хотела! А ты – «Натах», «Натах». Что грубишь! Как ругательство прям звучит!

Он усмехнулся. Верно… Какое сегодня число? Точно! Сам не вспомнил. А мать утром почти не слушал, может, она поздравляла? Да вроде как было…

Миха подхватил её за талию, начал кружить:

– Вот подкину – не вернёшься!

– Поставь, где взял, дурак!

– Что ты заладила, всё дурак, да дурак! Так и того, двинуться можно! Хотя, если сказкам верить, дураки – самые умные на свете. Они в нашей стране всегда побеждают!

Она хотела что-то добавить, но только прищурилась – не хотела обидеть.

В берёзовых посадках было прохладнее. Миха сел на поваленный белый ствол, ел жадно, хлюпал и отдувался над гороховым густым супом, откусывал большие хлебные куски. Наташа разрезала тортик:

– Сама делала, по бабушкиному рецепту!

– Угу, угу, – Тремас стучал ложкой, и вдруг остановился, прислушался. – Эко, как бы не…

Он поставил на место верхний ярус термоса, вышел к грунтовке. Ветер низко пылил, будто подметал дорогу:

– Слышь, Натах, в небесной канцелярии, кажись, власть сменилась! То-то так парило! Ща как вольёт! – и в подтверждение слов раздался треск грома, а вдали ударила, и будто опустилась в макушку церкви молния. По траве зашуршали первые капли.

– Вот кого не ждали, здрасти, дождище! – сказал он, утерев рот платком. Обернулся и взял девушку за руку:

– Ты чего?

– Пошли-пошли! В кабине переждём! А то так замочит!

– Не, я не пойду! Не полезу, ты что! Высоты боюсь!

– А ну, как Иваныч говорит, все на борт!

Он пропустил девушку вперёд, к комбайну, та неуверенно взялась за поручень, поставила ногу на ступень.

Тремас вновь посмотрел на небо, сказал сам себе негромко:

– Эх, Иваныч! Русалка, говоришь! Чайка села попой в воду, жди хорошую погоду?

– Так, ты что там про мою попу сказал? – она обернулась, глядя сверху вниз, и прижала платье.

– Про твою – ничего! – и он, поднявшись на ступеньку, ловко ухватил девушку за обсуждаемое место.

– Руки!

– Ты чего, это я страхую!

– Я тебе!

– Страхую, говорю! Лезь!

Дождь стучал крупными каплями по голове. Усиливался. В кабине по стеклу уже лились тонкие ручейки.

– Ничего себе, вот это обзор тут у тебя! – сказала она, пригнувшись. – Как прямо на ладони всё видно!

– Ну да, а мы – монтажники-высотники, и с высоты вам, – пропел он.

– Миш, а можно мне – вот тут? – она указала на водительское место.

– Можно, как раз для твоей попы! А я уж рядышком, вот, – он не успел закрыть дверь, пошатнулся. Наташа ухватила его за ворот, и посмотрела в глаза так, что тот быстро заморгал:

– Ладно, ладно, Натаха, всё, всё, не буду больше я ничего про твою эту! Только не скидай меня с корабля! – он ухватился за ручку. – Сама ж начала – дурак, дурак. А как себя ещё дуракам вести?

Наташа осторожно положила ладонь на оранжевый джойстик, другой взялась за руль: