Джеффри прочел свое письмо в уединении манхэттенской квартиры, которую снимало для него телевидение. Квартира находилась в двух минутах ходьбы от студии. Там он держал свои костюмы, сшитые отличным портным, свежие накрахмаленные рубашки и шелковые галстуки, которые надевал для выхода в эфир. Там же он иногда ночевал – когда из-за сильного снегопада добираться домой становилось неудобно или когда мир содрогался от очередной трагедии, и ведущий теленовостей должен был находиться рядом.
Джеффри редко спал в этой квартире, предпочитая возвращаться в Сомерсет хоть и поздно, чтобы провести ночь в объятиях своей Джулии. Однако эта квартира как нельзя лучше подходила для того, чтобы прочитать в ее уединении прощальное письмо бабушки и дать волю чувствам, которые Джеффри привык скрывать. В последние дни на синие глаза Джеффри часто набегала слеза, но до этого он не плакал…
Джеффри держал письмо бабушки в руках, а глаза его застилало слезами. Он был поражен мудростью старой женщины. «Ты права, бабушка, лучше не доискиваться правды. Куда проще просто поверить в то, что Мерри родилась от меня». Но, увы, Джеффри была известна правда. И Джулии тоже. Кстати, несмотря на то что он сказал жене о своей неспособности производить потомство, она тщательно предохранялась от беременности. Не хотела сделать еще одну ошибку и предпочитала любить свое единственное сокровище – Мерри, которой сторонился родной отец.
Письмо бабушки огорчило Джеффри. Он горевал по ней, потому что любил ее и знал, что ему будет очень недоставать ее. Ко всему прочему, прощальное послание Мередит всколыхнуло в нем боль от одной старой раны, хотя Джеффри казалось, что она полностью зарубцевалась.
Однако, думая об обмане Джули, Джеффри вдруг понял, что та старая рана еще кровоточит и способна вызвать острую боль.
До тех пор пока Джулия не откроет ему своего секрета, эта рана никогда не затянется. А пока Джеффри придется скрывать ее, как он и делал с самого дня рождения Мерри.
А с Джулией они будут по-прежнему любить друг друга.