Кирилл Алексеевич — человек глубоко религиозный. Я впервые услышал у него в доме литургии Чайковского и Рахманинова, замечательную церковную музыку Бетховена. Причем о религии как таковой мы стали говорить много позже, но ее влияние, ее высокая духовность, конечно же, чувствовались в атмосфере дома. (Даже в партию Кирилл Алексеевич, всегда сочувствовавший идеям коммунизма, вступил во время войны, когда изменилось отношение партии к церкви, и в 1943 году Сергий стал патриархом, и церковь получила определенные права.) И эта религиозность органически сочетается или, скорее, определяет терпимость Кирилла Алексеевича по отношению ко взглядам других людей, но, конечно, если эти взгляды обоснованы и не противоречат моральным нормам. Будучи православным, Кирилл Алексеевич опубликовал недавно статью о веротерпимости в католическом журнале.
Что касается профессиональных знаний, то нелегко найти человека столь же разностороннего. Кирилл Алексеевич — филолог в самом буквальном смысле: он любит слово, поразительно его чувствует. И постоянно обыгрывает словами все жизненные ситуации. В преддверии девяностолетия он обозначает свое состояние как «взросление». И в эти дни в беседах часто использует по отношению к себе именно это слово «взросление».
Наряду с прекрасным знанием истории и современного состояния русского языка он владеет французским, преподает или преподавал древнегреческий, латинский и санскрит. Что касается научных заслуг… Кирилл Алексеевич — один из авторов и редакторов самого полного словаря русского литературного языка в 17 томах. Ему принадлежат работы по истории русского языка, по инфинитивным предложениям, и т. д. и т. п.
Кирилл Алексеевич продолжает работать. И замечательно, что еще много студентов и школьников встретятся с настоящим человеком.
Олег ДОНСКИХ, доктор философских наук, профессор.
…Первой из профессорской квартиры выскочила с задорным лаем Рыжка. Хвост колечком, милая беспородная мордочка. Кирилл Алексеевич потом рассказал: «Однажды приходит дочка — на руках щенок. Купила за 15 рублей (даром нельзя отдавать). Мы решили, что это самец, но потом выяснилось, что девица. Так Рыжий стал Рыжкой».
Мы устраиваемся в комнате, где много старых книг, а у окна — велосипед. Это не кабинет профессора, а что-то вроде классной комнаты. Нынешней зимой Кирилл Алексеевич ведет спецкурс для студентов НГУ на дому.
Свою биографию он рассказывает удивительно просто. И так, будто его детство и юность проходили в наши дни, а не в двадцатых-тридцатых годах прошлого века. И будто все складывалось легко, само собой.
В Батуми, где родился в 1914 году, учился в частной гимназии. Там было блестяще поставлено преподавание французского. «Потом учил немецкий в техникуме, в аспирантуре, но я его не знал и не знаю».
В Тифлисе, куда в 1927 году перебралась семья Тимофеевых, заканчивает химический техникум. Идет по специальности в лабораторию, но тут же попадает под сокращение штатов.
— Потом меня устроили завхозом в один НИИ. Мне было 17 лет. Утром я пошел на работу, а в четыре часа меня уволили как непригодного, — вспоминает свой трудовой путь Кирилл Алексеевич. — Аналогичная ситуация была, когда меня устроили работать чертежником. Но там меня уже в 10 утра уволили. Потом меня устроили в библиотеку писать карточки. С этой работой я справлялся.
Будущий крупный филолог хотел стать врачом. Но в мединституте преподавали на грузинском, который юноша знал плохо. Его мама прочла в газете объявление о наборе на отделение русского языка филологического факультета Тифлисского университета. Силой заставила сына готовиться к экзаменам. «Я, как все учащиеся, не был любителем русского языка», — признается сегодня профессор.
Он сдал русский и химию на «четверки», а вот физику — на двойку с плюсом. И этот плюс позволил ему стать студентом. Студенчество началось с опоздания на первую же лекцию. А лектором был почтенный седовласый грузин — известный филолог Георгий Ахвледиани. Потом студент подружился с учителем. И увлекся сначала древнерусской литературой, а потом уже и языком. «Так я стал филологом», — закончил первую часть биографии Кирилл Алексеевич.
— С 1962 года я стал заведовать кафедрой общего языкознания Новосибирского университета. У студентов была педагогическая практика в 162-й школе. И вот, чтобы оценить студентов, я стал посещать уроки. Я имел очень отдаленное представление об учительском труде. Расскажу эпизод, который до сих пор не могу забыть.
Нина Михайловна Чаговец ведет урок не то в шестом, не то в седьмом классе. Один мальчик пихает своего соседа, вырывает у него тетрадку. Его бы надо выгнать из класса, а Нина Михайловна подходит к мальчику сзади и гладит его по голове. Он мгновенно успокаивается. Это произвело на меня большое впечатление. Я понял, что учитель должен быть не только преподавателем, но и другом ученика.