— Чудны дела твои, Господи! Чего только не бывает! — уже снисходительно проговорил вахтер. — Разве такая фамилия может быть? Сколько живу, ничего подобного не слышал.
Он почесал подбородок.
— Нет! Ну, это уж слишком. Ну, хотя бы Эпов. Куда ни шло! Или Эпин. А то Эпп! И больше ничего!
Саша согласился.
— Многие удивляются. А я вот привык. Нет, ни к фамилии. А к тому, что удивляются фамилии. Очень короткая. Расписываться хорошо. Всего-то — навсего три буквы. Вот у нас в классе был мальчишка. У него фамилия Зарамахамутдинов. Представляете? Выговаривать-то затруднительно. А если писать, так это же мучение настоящее. А представьте, жена его получит его фамилию. И вот встречает ее на улице бывая одноклассница и радостно кричит ей: «Привет, Петрова! Сколько лет, сколько зим!» Она: «А я не Петрова. Я замуж вышла. Вот так-то! И фамилию, конечно, взяла мужа». — «Кто ты сейчас?» — «Я сейчас Зарамахамутдинова. Вот так, подруга!» Пока она свою фамилию будет выговаривать, у ее подруги вся прошлая жизнь пронесется перед глазами. А уж повторить фамилию она не решится. Ее заучивать нужно только полдня.
Вахтер заулыбался.
— Я вообще-то Павел Иванович. Ну, можно просто дядей Пашей звать. Меня так многие называют. Ты откуда, Саша Эпп, будешь?
— О! Я издалека. Из Иркутской области. На самом севере области наша деревня. А там лесхоз.
— У меня там сосед на лесозаготовках сидел. Лес заготавливал для страны. Говорит, что очень свежий воздух.
— А я там живу. То есть жил. Школу закончил, надо учиться дальше. Получать профессию.
— Надо! — согласился Павел Иванович. — Без профессии никак нельзя. Это как без рук.
— А вот и Альбина Ивановна! — воскликнул он.
В фойе вошла дама бальзаковского возраста, крупногабаритная, с рельефными формами, ярко накрашенными губами.
— Добрый день, Альбина Ивановна! — проворковал дядя Паша.
— Добрый! — едва кивнула она.
— Вот устраиваться молодой человек в общежитие.
Альбина Ивановна поглядела на Сашу Эппа как на какое-то недоразумение. Такого она бы только на дачу поставила вместо пугала.
— Ну, пойдем, молодой человек!
Тут же справа был ее кабинет, куда Саша сразу и вошел следом за ней. Протянул направление, паспорт.
Альбина Ивановна покачала головой.
— Надо же с Иркутской области!
Удивилась, как будто Иркутская область — это где-то на Марсе.
— Пока заселяйся! Если поступишь, сдашь фотографии, получишь постоянный пропуск.
Поднялась, подала ему пачку постельного белья. Назвала номер комнаты. Так Саша Эпп стал обитателем «пятерки».
Не прошло и месяца учебных занятий, а о Саше Эппе говорили на кафедре больше, чем о всех студентах вместе взятых. Грубо говоря, он всех преподавателей «достал» или еще грубее «задолбал». Едва звенел звонок, он устремлялся к преподавательскому столу, и вопросы сыпались из него, как горох из порванного мешка. Конечно, сначала это льстило любому преподавателю. Кто из них не мечтает о благодарных любопытных слушателей. Самое же большое наказание — это равнодушный студент, которому все по барабану. И лекции для него — лишь суровая необходимость, обязанность.
Но когда тебя на каждой перемене держит назойливый студент, это со временем начинает раздражать. Преподаватель — тоже человек, он хочет хоть на несколько минут развеяться, подумать о домашнем, перебрать бумажки, полистать конспект, да элементарно сходить в туалет. Поэтому постепенно от Саши Эппа стали отмахиваться как от назойливой мухи под всякими благовидными, часто придуманными предлогами. Правда, Саша не терял надежды, преследовал на ходу, догонял в коридоре. Всё чаще от него отделывались короткими, но решительными фразами: «Извините! Мне некогда!» Саша пришлось переключиться на товарищей. Он подходил к паре парнишек, которые, допустим, курили в фойе.
На лице широкая улыбка, как будто он увидел старых знакомых, которых не видел сто лет. А те, говорят, допустим о музыке. В музыке Саша не разбирался, но поддержать разговор мог.
— А вы знаете, ребята, что Моцарт уже в восемь лет написал симфонию?
Те замолкали и настороженно глядели на него, если им приходилось впервые иметь дело с ним.
— И что с того? — наконец произносил кто-нибудь.
— Так что же получается: что композиторами не становятся, а рождаются. Как-то противоречит марксистко-ленинской теории.
— А ты не лезь во все дыры с марксистско-ленинской теорией, и тогда у тебя не будет возникать еретических мыслей.
— А вот об этом можно поспорить, ребята!
И Саша Эпп бесцеремонно вторгался в разговор.
Конечно, после этого у них возникала потребность узнать, что же это за уникум такой. И от Сашиных однокурсников они выслушивали столько легенд и сказаний про него, что вольно-невольно проникались удивлением, если не восторгом.
Но если бы только это. Его энергия била через край. Он был уверен, что всё можно улучшить и сделать совершенней. И только человеческая лень препятствует этому.
Саша сдал экзамены за первый курс и уехал на лето к себе домой. А когда первого сентября второкурсники вышли на занятия, в своих рядах они не досчитались его. Но сильно этому не удивились. Задержки в начале сентября обычное дело.