На лето многие разъезжались по стройотрядам. Девушки из отделения филологов забрались ажно на Шикотан, где они работали на рыбной фабрике. Потом каждая из них привезла оттуда настоящую икру. Кто-то шел в отряд проводников. Строительные бригады разъезжались по всей Сибири. Из второкурсников гумфака стали формировать отрад для ремонта «пятерки». Командиром отряда назначили Евгения Говорухина, как самого опытного, поработавшего на разных работах, в том числе и на строительных. Общежитие ремонтировали больше месяца: штукатурили, красили, белили. Говорухин с утра давал разнарядку, расставлял по рабочим местам. И почти до обеда исчезал. Договаривался с поставщиками, выбивал материал и прочее.
Говорухин ввел новую систему оплаты труда, то, что назовут потом КТУ (коэффициентом трудового участия). Каждому стройотрядовцу выставлялся балл за качество и количество труда. И по этим баллам шли добавки. Получилось, что у ребят, отработавших одинаковое количество часов, была разница порой в два раза. Это и вызвало недовольство. Говорухин убеждал: вот смотрите, как этот штукатурит и сколько делает квадратов, и этот… Поэтому и получить они должны по-разному. Но какую не делай систему оплаты, недовольные всегда будут.
Говорухин не закончил университета. Где-то на курсе третьем он исчез внезапно и в неизвестном направлении, так же, как и появился.
23
ЭПП! УХНЕМ!
Всё в нем было несуразно. И вызывало удивление и недоумение. Прежде всего, внешность. Он был высок под два метра, худ, узкоплеч, с длинными руками, которые свисали чуть ли не до колен и находились в постоянном движении, как и лицо. Вытянутое, курносое, большеротое, с тонкими, как пергамент, ушами-лопухами. Оно постоянно двигалось: губы, нос, уши, щеки, глаза и даже кучерявые волосы земляного цвета, которые, казалось, никогда не знали расчески, а о разных шампунях и понятия не имели. Эти постоянные изменения передавали эмоции, которые он переживал в данный момент. Если бы вы попытались понаблюдать за ним во время лекции, то лекция для вас пропала бы. Потому что зрелище было захватывающим.
Преподаватель говорил что-то серьезное, и брови у него ломались под прямым углом, между ними образовывалась глубокая морщина, кончик носа приподнимался, зрачки закатывались вверх, толстые губы растягивались до ушей, щеки впадали и кучеряшки на голове начинали шевелиться, как будто их обдувал ветерок. Все пальцы шевелились. Весь он подавался вперед навстречу кафедре. И казалось, что сейчас сорвется со своего места.
Всем своим видом он выражал осознание важности момента. «Нет сейчас в мире ничего более важного, чем вот это! Да! Я потрясен! Это очень серьезно! Вы мне открыли глаза!»
Если же преподаватель позволял пошутить, то нос его начинал подпрыгивать, рот раздвигался до ушей, а глаза светились детской неподдельной радостью, как у ребенка, которому Дедушка Мороз давал большую конфетку. Руки и ноги его тоже приходили в движение. Только что не подскакивал с места и не начинал танцевать ламбаду. Это был человек-эмоция, который царившую вокруг него атмосферу воспринимал всем своим существом и выражал ее каждой частицей своего тела. Сдерживать себя он не мог.
Если бы только внешность, и фамилия у него была необычная для русского уха. Непонятно какая: или придуманная предками-озорниками, или пришедшая из заморских краев.
Эпп! Да! Да! Коротко и ясно! Эпп! И всё! ну, ладно бы там Эпов или Эпин. Тоже экзотика, но приемлемо. Хорошо еще, что не Оп и не Ап! Но называть его такой экстремально короткой фамилией было как-то непривычно. Вроде как собака отгоняешь: фу, то есть нельзя. Это в мультфильмах могут быть Ух и Ах. А в жизни надо что-то посолидней. Всегда называли его с добавлением имени: Саша Эпп. Причем имя и фамилию старались произнести слитно, вроде как одно слово: привычное имя Саша и что-то вроде восклицания.
При такой необычной внешности и фамилии нельзя было не стать достопримечательностью курса, о котором говорят, восхищаются, удивляются и слагают, само собой, легенды. Саша Эпп стал такой достопримечательностью, едва он появился в студгородке. Иначе и быть не могло. Все странное, необычное притягивает внимание. Даже с других курсов и факультетов приходили подивиться на него. А у Сашиных однокурсников спрашивали: «Что там у вас за чудо в перьях? Говорят, оригинал». Причем даже не просили: «А где у вас этот Саша Эпп? Покажите нам его!» Его узнавали сразу, удивлялись, рассказывали своим товарищам. И количество паломников на гумфак росло. Что, конечно, не могло не льстить гуманитариям.