От сессии до сессии… или Из жизни советских студентов

Иностранных граждан в СССР было немного. В основном в Советский Союз приезжали студенты из государств социалистического лагеря (не правда ли, замечательный в своём скрытом смысле термин тех времён – «социалистический лагерь»?!) и дружественных государств арабского мира, а также строители и инженеры из тех же держав, обслуживавшие совместные проекты. Бытовое общение с иностранцами в лучшем случае считалось дурным тоном, а в худшем – могло заинтересовать одну очень-очень серьёзную и мощную организацию (КГБ), поскольку контакты с иностранными гражданами, по мнению идеологов коммунизма, неизменно должны было привести к моральному разложению советского человека и даже – о, ужас! – предательству Родины.

Тем не менее мои родители, представители той самой малоуважаемой интеллигенции, считали, что знание чужого языка даже если не пригодится, то, по крайней мере, точно не повредит, и смогли в этом убедить меня. Поэтому к моменту поступления в институт я, в отличие от своих сокурсников, вполне сносно владел французским. Разумеется, сей факт был известен не только моим друзьям, но и различным ответственным товарищам.

И вот однажды, когда мы с Рыжим и Бородой самозабвенно играли в преферанс на какой-то лекции, в аудитории появилась запыхавшаяся секретарша декана, поманила меня пальцем и тихо сказала: «Быстренько беги к декану!» Честно говоря, душа у меня ушла в пятки, и по дороге в деканат я судорожно соображал, что же такого натворил сверх разрешённых по умолчанию безобразий, поскольку ничего хорошего подобный вызов не сулил.

Декан меня встретил деловито и даже как-то уважительно. Страх быстро сменился любопытством.

– Алексей, – произнёс он, – ты, говорят, по-иностранному неплохо чешешь?

Я молча кивнул.

– Тогда партия тебе доверяет очень ответственное задание. Оправдаешь доверие?

Я снова кивнул (в те годы не оправдать доверие партии было весьма чревато!).

– Сегодня к нам на один день приезжают сыновья французского коммуниста Легранда из Марселя (фамилия коммуниста, возможно, была другая). Зовут их Поль и Мишель. Ты их встречаешь в аэропорту, быстренько выгуливаешь по Красной площади, затем сопровождаешь в Мавзолей В. И. Ленина, а дальше ведёшь ужинать в «Славянский базар». Столик заказан на 19:00. Деньги получишь в бухгалтерии под расписку, возьмёшь мою машину.

Я весь раздулся от гордости и самоуважения, сразу представив, как обалдеют мои друзья, когда я им расскажу о поездке на машине самого декана и ужине в ресторане на деньги партии с французскими товарищами по оружию.

Заметив мою реакцию, декан нахмурил брови:

– Смотри мне, не подведи. Денег лишних не трать, счёт и всё прочее принесёшь. Лишнего не болтай, они хоть и коммунисты, но всё-таки империалистические. Если узнаю, что ты их напоил в хлам… (декан картинно закатил глаза) – ой, смотри!

С этими словами напутствия он махнул рукой – дескать, свободен, выполняй!

Пробок тогда не было, до аэропорта домчали с большим запасом. Самолёт приземлился без задержек. Французских товарищей встретили, на Красную площадь отвезли, на вождя мирового пролетариата поглазели и поехали ужинать.

Беседа не клеилась. Обе стороны друг друга опасались, говорить было особо не о чем (главное – не проболтаться!). Требовалось что-то предпринять.

Я вздохнул, вспомнил предостерегающий образ декана, мысленно произнёс: «Будь что будет!» – и, справедливо рассудив, что с иностранцами, да ещё и на деньги партии, портвейн пить не комильфо, заказал первую бутылку «Шампанского».

К моменту подачи горячего (ароматнейшего и соблазнительного цыплёнка табака!) мы сидели в обнимку с Мишелем, при этом француз заплетающимся языком (но почти без акцента!) бормотал:

– Альоша – лючший друг всех французских коммунистов!

Попытки французов съесть цыплёнка интеллигентно с использованием ножа и вилки оказались тщетными. Тогда я предложил:

– Дорогие Мишель и Поль! Национальное русское блюдо «цыплёнок табака» (мне тогда так казалось!) кушается исключительно руками. Вот так…

Я демонстративно схватил ножку цыплёнка пальцами и впился в неё зубами. По лицу, кистям и, к сожалению, по новенькой рубашке тоже текли ручейки масла. Французы от такого зрелища даже немного протрезвели, переглянулись и… со смехом последовали примеру русского комсомольца. Более счастливых людей мне в дальнейшем видеть не приходилось. Чем закончился вечер, осталось тайной…

Через пару месяцев я получил письмо из Марселя. В конверте оказалась фотография, на которой Поль, Мишель и их родители с довольным видом уплетали то ли курицу, то ли утку, держа в руках по большому, аппетитному куску птицы! Под фотографией имелась подпись: «Семья французских коммунистов. Ужин a la russe». И была приписка на русском языке: «Спасибо за науку. Мы теперь правильно едим русское национальное блюдо «цыплёнок табака».

А декан так ничего и не узнал. Или сделал вид.

* * *