От сессии до сессии… или Из жизни советских студентов

И начинала работать отлаженная партийная машина! Несчастного коммуниста вызывали на партком. Его вялые оправдания никого не интересовали, поскольку решение было известно заранее. Перед подсудимым вставала дилемма: либо остаться с партией и немедленно связать себя брачными узами с несчастной беременной, либо расстаться с обеими, получив взамен «волчий билет» на всю оставшуюся жизнь. Наиболее упёртые или те, кому и так ничего хорошего не светило, выбирали второе, оставшиеся девяносто процентов – первое. Их по-отечески журили, хлопали по плечу и, предвкушая возможность выпить на халяву, ждали торжественного момента «добровольного» создания новой ячейки советского общества.

А дальше приходил черёд семейной жизни. Товарищ Сидоров продолжал пускать слюни при виде посторонних представительниц прекрасного пола, и ему периодически даже удавалось затащить кого-нибудь в постель. Иногда об этом узнавала или, ещё хуже, горе-прелюбодея заставала на месте преступления законная жена, и тогда Сидоров выглядел, как побитая собака, оправдывался и торжественно обещал, что «это в последний раз». Супруга ругалась, била его по лысеющей голове посторонними предметами и угрожала парткомом. Однако никуда уже не шла, так как не хотела нанести вред материальному состоянию семьи. Могли ведь понизить мужа в должности или лишить премии! Вот так они и жили в счастливом браке долгие годы и умирали в один день. Последнее, правда, случалось не всегда…

Так попал в плен брачных уз и Валерьян Савельич. Молодой хирург и коммунист распределился в Гореловскую больницу с дальним прицелом – ему прочили в некотором отдалённом будущем должность главного врача, благо прежний был весьма стар и уже узнавал с трудом даже своих близких, что уж говорить о коллегах по работе или тем более пациентах. Уволить его не могли, поскольку он был однополчанином второго секретаря N-ского обкома КПСС, а потому терпеливо ждали его славной кончины.

Валерьян Савельич отличался безмерной похотью, особенно по пьянке, а выпить он был совсем не дурак. И вот однажды, хлебнув на дежурстве лишку спирта, он залез на полуграмотную санитарку Машку Хрюнину, которая работала в пищеблоке на подсобных работах. Манька, как водится, забеременела, о чём и сообщила молодому специалисту сразу, как узнала сама. Ну, а дальше – всё как обычно. Коммунист Башкатов новости был, мягко говоря, не рад и предложил своей случайной сожительнице сделать аборт. Та, хоть и имела четыре класса образования, житейски была совсем не дурой и такой шанс упускать не собиралась. Она обратилась в партком, и перед Савельичем встал ребром вопрос: или Хрюнина становится Башкатовой, а сам Валерьян остаётся уважаемым членом КПСС и в перспективе возглавит больницу, или товарищ Башкатов прощается с Маней, но также с партией и перспективами.

И превратилась Хрюнина в Башкатову. Через несколько лет умер старый главный врач, и мечта Валерьяна Савельича исполнилась: он стал полновластным хозяином больницы. А ещё через несколько лет он набрал силу, оброс серьёзными связями и смог – непонятно каким образом! – сделать супругу, Марию Ивановну, заместителем главного врача по лечебной работе, хотя образования, в отличие от массы тела, выросшей вдвое, у неё за эти годы совсем не прибавилось. Понятное дело, спорить с главным никто не хотел, и правила Мария Ивановна больницей вместе со своим мужем, раздавая по собственному разумению кому пирожки, кому оплеухи, гордо покачивая в процессе сразу тремя подбородками.

Стахан Иванович

Мы в сопровождении Александра Николаевича вышли на улицу и испытали настоящее дежавю. Перед бараком возле лавочки продолжал барахтаться, нецензурно бранясь, уже знакомый нам долговязый мужчина неопределённого возраста.

– Местная достопримечательность – Стахан Иванович, – пояснил Саня в ответ на наши недоуменные взгляды.

«Интересное имя», – подумал я.

Если в России времён императорского правления имена новорождённым выбирали по святцам, то в Советском Союзе, где религия была объявлена «опиумом для народа», каждый фантазировал, как хотел. Относительно адекватные граждане ограничивались Танями, Манями и Андрюшами в честь мамы, папы или двоюродной бабушки, а особо идейные выдумывали идеологически обоснованные имена. Хорошо, если это были «Роза и Клара» в честь дорогих товарищей Клары Цеткин и Розы Люксембург. Полбеды, если ребёнка называли «Вилен», «Владлен» или «Владилен», формируя имя любимому чаду из инициалов вождя мирового пролетариата Владимира Ильича Ленина. Гораздо хуже, когда пролетарий обладал буйной фантазией и действовал по наущению низкосортного зелёного змия. Тогда появлялись на свет «Тракторины» (в честь первого советского трактора), «Смемиримпы» («смерть мировому империализму») или, прости Господи, «Даздрапермы» («да здравствует Первое Мая»).