От сокровищ моих

Пока я, сделав заказ, ожидал прихода официанта с комплексным обедом, мимо проносились люди. Многие замедляли шаг около серо-зелёного гиганта и глазели, удивляясь его устрашающему виду и размерам. Я тоже поглядывал на динозавра и размышлял о том, какое счастье, что Господь создал человека уже после того, как гигантские ящеры вымерли. Ведь ближайшие родственники динозавров – крокодилы до сих пор собирают кровавую дань с человечества, а учёными подсчитано, что сила сжатия челюстей у тираннозавра в три с половиной раза сильнее, чем у его выживших родственников. Вскоре я заметил, как одна немолодая плохо одетая женщина задержалась возле монстра. До неё на ящера долго глазела пара провинциалов-пенсионеров, а до них худенький, как цыплёнок цыганёнок лет десяти. Но эта женщина (поначалу она стояла спиной ко мне) всё не уходила, а когда она немного развернулась, стало слышно, что она разговаривает с динозавром. На вид ей казалось более шестидесяти лет. Она была одета в грубое серое пальто, застёгнутое на все пуговицы, несмотря на жару, искусственно создаваемую в комплексе, так, что все продавцы разгуливают в блузках и рубашках. На голове старухи красовалась серая норковая, но очень потёртая шапочка устаревшего фасона. Из-под неё выбивались пряди чёрных с проседью волос. У неё были чёрные тусклые глаза, в которых замечалось безумие, а по выражению этих органов зрения я бы предположил, что их владелица повстречала старинного приятеля, и густо начернённые брови. Произнося свой монолог, незнакомка подняла голову вверх и глядела в маленькие глазки тираннозавра, который, как раз в начале её речи задвигался и стал раскрывать пасть, словно отвечая на реплики. К моему удивлению, эта странная особа обращалась к динозавру, как к живому существу, способному её понять: «…ну и пусть она бегает и ищет, а я поболтаю с тобой Серенький. Ох, ох, Серенький, цены-то как поднялись! А Клавка говорит здесь дешевле. Что ж у других то? Чего помидоры и огурцы так подорожали? В два раза! Ну, да Бог с ними, всё равно трава травой! Обойдёмся. Главное хлеб. Он подорожал, но немного. А без хлеба, как? Думали, Клавке зарплату с нового года повысят. Ан нет! Не дали. Только обещают, а внучка растёт, ей всё время что-то надо, то в школе, то одеться-обуться, а то вот грипп подхватила, так лекарства потребовались. Машутка-то, внучка моя, Серенький, девка добрая, хорошая. «Ты», – говорит, – «бабушка отдохни, я сама подмету и помою». Это не то, что Стёпка, что от моего покойного сынка, совсем от рук отбился. Я снохе Нинке говорила: следи за ним. У него характер с норовом. Да всё без толку! Да ещё мужика привела себе! До ребёнка ли? Вот и попал мой Стёпа. Сказали: наркотой приторговывал. А так он тоже добрый был. Отца жалел». Тут динозавр начал особенно рьяно трясти головой, махать передними лапами и урчать, точно соглашаясь со Степановой характеристикой. «Вон и ты согласен!» – возликовала собеседница, – «Витенька на одре лежал, и нутро у него всё горело. И всё ему выпить хотелось, потому, что от пойла боль уходила, а доктор пить не разрешал и Нинка не давала. А как Степан к отцу подойдёт, он и просит: «Сынок! Принеси! Невмоготу мне!» Он и притащит…» Тут старая женщина на секунду умолкла и провела морщинистой ладонью по глазам. «А теперь, Серенький, он в камере со злодеями сидит. Ходила я к нему. Принесла кой-чего. Похудел. Говорит, там тесно. Камера на пять человек, а сидят двадцать. Скорей бы уж осудили, да на зону. Обещал писать мне. Эх, Серенький, времена нынче тяжкие! Тяжёлые времена. Дуся – сестра моя старшая на Донбассе живёт с сыном неженатым. Звонили несколько раз. Сначала, когда всё ещё начиналось, я Петьке – племяшу сразу сказала: «Делай запасы. В магазинах всё исчезнет, всё пропадёт». Он купил мешок картошки, мешок рису и бочонок масла. Потом благодарил. Говорил, что только с этими харчами и выжили. Как стрелять начинают, они в подвал. Дуся почти не ходит. Петька мать на руках стащит вниз, и живут в подвале несколько дней. Всё вокруг дрожит и рушится. Трупы кругом. Ни воды, ни газа, ни электричества. Зарплату не дают. Как выживают? И ещё я вспомнила кое-что. Говорю Петьке: «Знаешь ли ты, что мать твоя Евдокия не крещёная? Наши родители, царство им небесное, нас не окрестили. Такое время было. Я крестилась взрослой. Тебя я тоже крестила. Не допусти, что б мать умерла нехристем!» А он мне: «Где же я теперь в таком бардаке попа найду?» А я говорю: «Всё предусмотрено. Мне один батюшка сказал, как в таких случаях поступать. Бери воду, если нет святой, бери любую, в любой сосуд и говори: «Крещается раба Божия Евдокия во имя Отца, аминь» и брызгай, – «И Сына, аминь», – брызгай, – «и Святаго Духа, аминь» и брызгай. Если выживет, приведёшь батюшку и он всё, что надо доделает». Так и сделал. Теперь душа моя спокойна. А вот и Клавка бежит. Ну, прощай Серенький. Приду в следующий раз, опять с тобой побеседую». Гигантский ящер безмолвствовал. Из его нутра больше не вырывался грозный низкий рык. Громадный хвост и передние лапы перестали двигаться. Пасть с кинжалоподобными зубами закрылась, но вид его не стал менее зловещим, поскольку даже при закрытой пасти все зубы выглядывали наружу. Казалось, менее подходящего собеседника трудно найти. Уж очень напоминал он сказочного дракона. Не хватало лишь огня из утробы. Однако, видно и такой неуютный собеседник сгодится, если больше некому излить душу.