От солдата до генерала. Воспоминания офицера-связиста об управлении войсками в военных кампаниях Третьего рейха. 1939—1945

Новым изобретением был сложный в устройстве недемпфированный радиоаппарат, который уже поступал на фронт. Мы рассматривали световые телефоны с селеновыми элементами, которые должны были выпускаться серийно. Почтовые голуби несли на себе миниатюрные камеры. Мы слышали о предпринимаемых попытках использовать для передачи сообщений пчел. Мы обозревали мощные антенны и машины радиостанции в Науэне, ее длинные волны в первый раз обошли всю Землю. На главном почтамте в Берлине мы видели поступавшие от Запада до Востока телетайпные сообщения, передаваемые с помощью быстродействующих телеграфных устройств Хьюза и Сименса по неизолированным проводам связи. В то время она была проложена через Балканы в Константинополь и до Ближнего Востока и далее до Палестинского фронта. Мы прочитали бегущие строки телетайпа, сообщавшие о взятии Дамаска англичанами.

Берлин был уже не тот, каким я увидел его в 1916 г. Бросались в глаза множество плохо одетых солдат, у которых был совсем не военный вид. Случайно на Унтер-ден-Линден я наблюдал за въездом в город отпущенного на свободу Либкнехта. Впереди редкой толпы были конные полицейские усачи в синем, в островерхих шлемах, за ними шел Либкнехт. Навстречу ему устремилась ревущая толпа. Говорили о «Спартаке», дезертирах, мятежах и революции.

Для меня это осталось незабываемым воспоминанием, когда 10 ноября 1918 г. командир дивизии генерал-лейтенант Эдер надломленным голосом сообщил своему штабу, тем самым и мне, о падении монархии и беспрепятственном бегстве кайзера, об отказе от трона всех союзных монархов, среди них нашего короля Людвига III, которому мы клялись в верности. Глубокое потрясение вызвали условия перемирия, требовавшие безоговорочной капитуляции и оставления Эльзаса и Лотарингии, которых враг не смог захватить в бою, которые мы стойко удерживали на протяжении четырех лет в войне за Родину.

Мы слышали о солдатских советах и революции на Родине. Было ли для нас, природных монархистов, разочарование большим, чем для нас, как солдат? Мы присягали на знамени нашему королю, но мы сражались не за него, а за наше отечество, чьими символами были кайзер и король. Мы сражались больше четырех лет, видели смерть наших лучших товарищей и похоронили их в чужой земле. Что сделала Родина, которую мы защитили, что сделали монархи и их правительства для того, чтобы выиграть войну? Мы чувствовали, что измена была в тылу. Были ли все те резервы, которыми располагал германский рейх, использованы и задействованы? Теперь мы должны были сдать без боя «землю рейха» – Эльзас и Лотарингию. Соблюдая порядок, мы оставляли Дьёз и видели, как наши квартирные хозяйки и девушки вывешивали трехцветные флаги, готовясь к праздничной встрече французских войск. По понтонному мосту мы перешли Рейн у Хагенау (Агно), почти в том самом месте, где в августе 1914 г. начали продвижение на Запад.

После этого, заболев гриппом, я оказался в лазарете в Раштатте; многие из тех, кто уцелел под вражеским огнем, умерли здесь. Еще не совсем здоровый, я вернулся в дивизию в свою часть, стоявшую в Пфорцхайме. Зажиточный хозяин квартиры настойчиво уговаривал меня отправиться в Мюнхен и убить Эйснера[12]. В столице молодые офицеры запасных частей и штабов бездействовали из страха «лишиться пенсии», ни один чиновник королевского дома и военного министерства не осмелился выступить в поддержку престарелого короля. Никто не мог принять решение о вызове в город подразделений Баварского корпуса, расквартированного в его окрестностях; все это говорило о том, что было уже поздно противостоять распаду, предательству и мятежу и восстановить порядок.

Наши солдаты хотели домой. В основном это были молодые призывники. Когда мы в одной вюртембергской деревне ждали прибытия транспорта, солдаты, направлявшиеся домой, стали вести себя слишком шумно, мешая ночному отдыху командира дивизии. Он отдал приказ подразделениям связи, недооценив обстановку, отправляться дальше пешим маршем. Впервые возникло взаимонепонимание и недовольство. Солдаты отказались идти маршем несколько недель в зимнее время. Генерал Эдер с тяжелым сердцем был вынужден отменить приказ. Нас демобилизовали в полевой церкви под Мюнхеном, и мы сдали лошадей, оружие и аппараты на сборном пункте.

Война завершилась, все окончилось поражением и катастрофой.

Была пройдена часть жизненного пути. Мнимое благополучие мирного времени с его напряженной учебой, сформировавшей солдата, сменилось кровавыми годами военных лет. Юноша под ответственным руководством своих командиров повзрослел и стал мужчиной. Я знал, что половина моих школьных товарищей погибла, мне все чаще приходилось стоять на краю свежевырытой могилы. Несмотря на все жертвенные усилия, отечество стояло на пороге анархии. Где теперь было место солдата? Оставался ли вообще таковой?

Между двумя мировыми войнами 1918-1939 гг.

Нюрнберг, 1919 г.