От Сталинграда до Берлина

Незадолго до отправки на фронт мы проводили к новому месту службы члена Военного совета Кузьму Акимовича Гурова. Дивизионный комиссар, а затем генерал-лейтенант, Гуров был для всех нас прежде всего боевым другом. Все время, пока шли бои, он был на правом берегу и делил с нами горечь неудач и радость успехов. И вот разлука…

Провожали мы Кузьму Акимовича из села Средняя Ахтуба. На проводы собрались Крылов, Васильев, Пожарский, Вайнруб, Ткаченко, Лебедев и я. Прощальных слов и тостов никто не произносил, но все мы обнялись и расцеловались с Гуровым. И хотя у всех у нас на глазах были слезы, Гурову было труднее всех: он уезжал, а мы оставались…

К. А. Гуров был человек с крепкими нервами и ледяным спокойствием. Помню случай, когда ему осколком бомбы пробило шапку-ушанку. Мы все стояли на берегу Волги. Он посмотрел на нас, снял шапку, улыбнулся и сказал:

— Попортилась немного, но носить еще можно.

Это был коммунист-ленинец, умеющий сочетать убедительное слово с суровостью партийной и воинской дисциплины. Он умел и вовремя поспевал обеспечивать политически все боевые планы и мероприятия, когда бы они ни проводились. Он глубоко изучал людей и, остановив на ком-нибудь свой выбор, доверял этим людям, не окружал их мелочной опекой. Он часто говорил мне: «Эти сообщения надо проверить, а вот эти — истина». В действительности оно так и было. В жизни это был веселый человек, с которым никогда не было скучно.

Проводив своего товарища и боевого друга Кузьму Акимовича, мы как бы осиротели и часто вспоминали о нем. В августе того же, 1943 года всех нас потрясло известие о смерти Гурова. Он ушел от нас безвременно, не разделив с нами радости общей победы. Память о Кузьме Акимовиче мы сохраним навсегда…

Началась погрузка в эшелоны и отправка на запад, на фронт. 62-я армия перемещалась в район Купянска, на Северский Донец. Штаб армии грузился на станции Воропоново. Днем я объехал все станции погрузки дивизий, входивших в состав армии, и перед вечером приехал в Воропоново.

Раздался гудок паровоза, толчок и ритмичный стук колес вагона. Каждый из нас мысленно произносил:

— Прощай, Волга, прощай, истерзанный и измученный город. Увидим ли мы тебя еще когда-нибудь и каким? Прощайте, боевые друзья, остающиеся в земле, пропитанной кровью народной. Мы уезжаем на запад, наш долг — отомстить за вас…

Так закончился для меня самый трудный и самый ответственный период в моей боевой жизни.

Часть вторая В БОЯХ ЗА УКРАИНУ

На Северском Донце

1

Готовясь к осмыслению событий, последовавших после Сталинградского сражения, когда стали видны пути к Берлину, я снова и снова возвращаюсь к тем самым опорным точкам логической памяти, которые позволяют мне утверждать, что перелом в сознании советских воинов — отступать дальше нельзя! — наиболее четко обозначился именно на подступах к Волге.

Незримый духовный перелом в советских войсках не могли не почувствовать гитлеровские генералы и офицеры.

В свою очередь я, как бывший командующий 62-й армией, со всей ответственностью заявляю, что Сталинград мог быть взят противником лишь при одном условии: если бы все до одного его защитники были убиты. Мы дали клятву партии и народу: «Стоять насмерть!» От этой клятвы нас могла освободить только смерть. Сие убеждение было продиктовано не только сознанием стратегической обстановки и необходимостью удержать город. Это было веление сердца. Оно отражало тот перелом в сознании советского солдата, который произошел в нашей армии.

Газета «Красная звезда» в передовой статье за 1 декабря 1942 года писала:

«Стойкость 62 армии, поразившая весь мир, дала возможность нашему командованию собрать силы, перейти в наступление и нанести немецко-фашистским полчищам тяжелое поражение».

И далее в той же статье было сказано:

«Слава 62 армии переживет века. Пройдут годы, зеленой травой зарастут развороченные снарядами поля сражений, новые светлые здания вырастут в свободном Сталинграде, и ветеран-воин с гордостью скажет:

— Да, я сражался под знаменами доблестной шестьдесят второй!»