— Нет, я
— Старая? — крикнула Ванда Крупинская с внезапной злостью в голосе.
— Нет, не совсем молодая, — попытался Вильгельм спасти положение, и, казалось, что он достиг некоторого успеха, когда Ванда довольно спокойно произнесла:
— Тебе это только сейчас пришло в голову? Раньше тебе это было не ясно?
— Нет, ты права, я
Вильгельм думал, что достиг цели и всё благополучно закончилось. Он сел, чтобы встать с кровати, собрать свои разбросанные вещи и покинуть спальню Ванды.
— Подожди, — попросила Ванда и села рядом с ним на кровати. — Я хочу тебя кое о чём спросить…
— Да.
— Тебе со мной было плохо?
— Нет, — честно ответил Вильгельм. — Ты лучшая из всего, что я здесь до сих пор узнал.
Гнев Ванды угас. Она всё поняла. Этот молодой увалень неуютно чувствует себя в кровати Хеннеса, возможно, из почтения или по другой причине. Нечто подобное она тоже ощутила. Но это можно поправить.
— У меня есть предложение, — сказала Ванда. — Ты спишь, как и раньше, в своей комнате, а я буду приходить к тебе, когда у нас возникнет желание.
«Вначале нам этого будет достаточно, а со временем этот идиот привыкнет и всё забудет», — подумала она
— Нет, — ответил Вильгельм.
— Почему нет?
— Я этого
— Какое? — процедила сквозь зубы Ванда. В ней пробудилась злость.
— Я любить
— Других? — закричала Ванда, став жертвой недоразумения, связанного с плохим немецким Вильгельма. — Сколько их у тебя, развратник?
— Одна.
Для Ванды было совершенно безразлично, одну или полк девушек любил Вильгельм.
— Об том тебе надо было думать раньше, — продолжала она ругаться и, перевернув всё с ног на голову, продолжила. — Знай я об этом раньше, ты бы до меня не дотронулся, уверяю тебя. Такие парни, как ты, умеют это делать. Не думай, что я нашла в тебе что-то интересное. У кого штаны лопаются от похоти? У тебя. И теперь ты хочешь себя представить хорошим и идёшь на попятную. — Ванда всё больше и больше выходила из себя. Её злость перерастала в ненависть. — Нет, нет, — продолжила она, — со мной это так не пройдёт, ты, безродный цыган! Как я тебя назвала? Так и есть — безродный цыган. Что ты из себя представляешь? Откуда ты? Забыл? И когда приличная женщина предлагает тебе крышу над головой, удобную комнату, пользование кухней, и всё это за арендную плату, которая не покрывает издержки, такой субъект, как ты, благодарит её тем, что насилует её, когда она выпила пару бокалов и потеряла от этого голову, а он этим воспользовался и обесчестил её. При этом он думает, что может себе это позволить и легко отделаться. Ты с ума сошёл?
Ванда Крупинская щелкнула выключателем настольной лампы, и, несмотря на то, что была без лифчика, вскочила с кровати и начала быстро собирать разбросанную одежду Вильгельма. Потом быстро подбежала к двери, резко открыла её, выбросила одежду, повернулась к Вильгельму и, указав на дверь, крикнула:
— Вон! Немедленно!
Вильгельм молча смотрел на всё это, лишь покраснел, но не со стыда, а от злости. Не без труда ему удалось овладеть собой. Встав с кровати, он, голый, направился к двери. Когда он проходил мимо Ванды, она в довершение ко всему добавила:
— Я разрываю наш договор аренды, господин Тюрнагель. Без объяснения причин. Утром освободите комнату. Можете возражать, но будьте уверены, я зарегистрирую причину моего решения в органах власти. Вы преследовали меня, вы проникли в мою спальню. Поняли, господин Тюрнагель? Поверят мне, а не вам, иностранцу или полурусскому, как вам удобнее. Полиция в любом случае уже держит вас на примете.
Слова Ванды разносились по всей квартире. Забавная форма: неожиданно Ванда опять стала обращаться к Вильгельму на «вы», но несмешное содержание. Вильгельм оказался на улице.
Для Вильгельма день закончился плохо. Сначала драка в «Подсолнухе», потом полиция, теперь Ванда Крупинская. И это всё в один день.
Марианна также осталась недовольна стечением обстоятельств в эту субботу. Когда патруль забрал Вильгельма в полицию, она почувствовала ответственность за него. «Это я, — подумала она, — затеяла всё. Это я подошла к столу тех трёх рокеров. Это я начала с ними спорить. Это я дала волю рукам. Это я позвала Вильгельма на помощь. Это я во всём виновата».
Весь перечень своих прегрешений она перечислила матери на кухне, после того как начальник патруля Поланский вместе со своей группой и Вильгельмом Тюрнагелем покинули «Подсолнух».
Реакция Сабины должна была успокоить Марианну.
— Не наделай глупостей, дочка, — сказала она.
Однако это было бесполезно. Марианна продолжала себя упрекать. «Если бы я не затеяла это, — говорила она сама себе, — сейчас Вильгельм сидел бы здесь за кружкой пива, и ничего бы не произошло. Ни скандала, ни драки, ни полиции».