Документы XVI–XVII вв. не знают такого понятия, как уголовное право. При этом в самих правовых кодексах и делопроизводственных документах употребляется понятие «губное дело», к которому относились все вопросы, принадлежавшие, как правило, к компетенции Разбойного приказа и губных старост. Учитывая это, разумно говорить о существовании в России той эпохи «губного права», которое ближе всего напоминает по своему содержанию то, что мы теперь называем уголовным и уголовно-процессуальным правом.
Надо иметь в виду, что нормами «губного права» пользовался не только Разбойный приказ, но и другие учреждения, которым по случаю или в силу традиции доверялась борьба с преступностью. Таким образом, упрощая дело, под «губным правом» следует понимать совокупность юридических норм, регулировавших все возможные стороны (административную, судебную, процессуальную) губного дела.
Чтобы представить себе тот объем законодательных новелл, который охватывало «губное право», достаточно обратиться к Соборному уложению. Из 25 глав этого кодекса с деятельностью Разбойного приказа непосредственно связаны 2 главы — XXI и XXII, состоящие из 104 и 26 статей соответственно. Из других «судебных» разделов Уложения эти главы по числу статей превосходит только гл. X, посвященная общему порядку судопроизводства, распространявшемуся на все учреждения.
Разбойный, как и прочие московские приказы, не обладал правом самостоятельно принимать основополагающие законодательные акты, но при этом активно участвовал в процессе законотворчества. Придание юридической силы тому или иному закону происходило только с распоряжения царя и/или боярской думы, однако, поскольку нормы «губного права» не охватывали все необходимые вопросы, Разбойному приказу приходилось заниматься правотворчеством, самостоятельно изобретая решения для тех ситуаций, что не были прописаны в законах. В дальнейшем подобные неписаные нормы могли стать законом или, напротив, быть отвергнутыми.
Судьи Разбойного приказа обладали правом законодательной инициативы. В ряде случаев судья иногда вместе с дьяками докладывал царю и боярской думе о том или ином вопросе, попутно предлагая его решение. Первый известный пример такого рода относится к 26 ноября 1555 г., когда глава Разбойного приказа боярин кн. И. А. Булгаков делал доклад царю. В докладе были обозначены 4 правовых ситуации, по которым у Булгакова были как вопросы о том, каким образом следует поступать в определенных случаях, так и конкретные предложения. Подобная практика продолжала существовать и в первой половине XVII в., когда с такими докладами выступали кн. Д. М. Пожарский, М. М. Салтыков, а во второй половине столетия — В. Ф. Извольский.
В отличие от производимых по случаю докладов царю и боярской думы о разрешении правовых трудностей, государь и члены думы более регулярно рассматривали вносимые из Разбойного приказа статейные списки заключенных, которым высшая судебная инстанция Московского царства выносила приговор, когда приказные судьи затруднялись принять решение.
Приведем пример. Указ 1637 г. о наказании преступников с малой и средней виной был принят во время того, как Михаил Федорович слушал «в комнате» статейный список. К указу примыкала помета, сделанная дьяком Разбойного приказа Иваном Трофимовым, о том, как должен был реализовываться законодательный акт и каким образом квалифицировать малую и среднюю вину.
В другой раз, в 1639 г. в указную книгу было внесено судебное решение о взыскании вытей с вологжанки вдовы Домницы, с тюремщиков которой следовало взять запись о том, чтобы не изувечить ее. Подобные судебные решения, принимаемые царем во время слушания статейного списка, носили характер прецедентных и отбирались руководством Разбойного приказа произвольно.
В иных случаях участие Разбойного приказа в законотворчестве было еще более косвенным. Например, при обсуждении вопроса о восстановлении института губных старост учитывались материалы не сохранившейся выписки, которую подготовили в приказе.
Уже после того, как правовой акт был принят, царские указы и прочие законодательные материалы сохранялись в специальном месте. Так, дьяки Разбойного приказа И. Софонов и Н. Посников положили в особый ящик отписку с подлинным текстом указа Михаила Федоровича 1627 г. за пометой думного дьяка Федора Лихачева. Содержание отписки обычно копировалось в указные книги, делая ненужным обращение к подлиннику законодательного акта.
Указные книги Разбойного приказа были основными, не считая Соборное уложение 1649 г. и Новоуказные статьи 1669 г., памятниками права, где содержались нормы, регулировавшие губное дело. К ним можно отнести характеристику А. Г. Манькова, посвященную русскому законодательству того времени: «о конкретном, предметном характере законодательства», что «связано с эмпирическим образом мышления того времени, с определенной неспособностью к большим обобщениям, абстракциям».