От Терека до Карпат

Начальник штаба русской Ставки генерал Алексеев еще в апреле, накануне наступления Юго-Западного фронта, написал военному министру о срочной необходимости увеличения притока снарядов, приводя сравнение с другими воюющими странами: «Для сравнения сообщаю, что французы считают возможным начать наступление только тогда, когда количество выстрелов будет ими доведено: для полевой пушки – по 4200 на орудие, для 90 мм. пушки – 1700 на орудие, для 95 мм. и 105 мм. пушек – по 2000 на орудие, для 120 мм. и 150 мм. – по 1700 на орудие, для 220 мм. – по 1100 на орудие и для крупных калибров – по 600 на орудие. В этот расчет не входят снаряды, которые усиленно будут изготавливаться в период самой операции (примерно 20 дней).

Если мы сопоставим эти расчеты, выведенные из опыта, с жалкою нормой изготовления у нас тяжелых снарядов и с наличием 400–500 снарядов на бывшие крепостные орудия без надежды пополнить израсходованные, то должны будем откровенно сказать себе, что наша артиллерийская подготовка для прорыва явится покушением с негодными средствами».

Действия войск Западного фронта, как уже отмечалось, были безрезультатными. За девять дней под Барановичами русская 4-я армия потеряла 80 тысяч солдат и офицеров убитыми, раненными и пленными. Потери противника составили 25 тысяч человек.

В начале июля русская ставка приняла решение перенести направление главного удара на Юго-Западный фронт. Стратегический резерв Ставки в составе трех корпусов был переведен с Западного фронта на правое крыло Юго-Западного фронта в район Луцка.

По сосредоточению этих войск, образовавших новую армию генерала Безобразова, и для выравнивания флангов главнокомандующий Юго-Западного фронта А. А. Брусилов приостановил наступление 8-й армии. Этим воспользовались немцы и подвели к Ковелю крупные силы с других участков русско-германского фронта. Наступление 8-й армии Юго-Западного фронта на ковельском направлении привело к затяжным боям на реке Стоход, и дальнейшее продвижение русских войск было задержано контратаками свежих сил противника.

На левом крыле фронта войска 9-й армии продвинулись на 120 км. 17 июня был взят город Черновицы, а вскоре русские войска заняли почти всю Буковину. Наступая на Галич и Станислав, 9-я армия способствовала тем самым продвижению 7-й армии.

…Всегда приятно переезжать на новый фронт. Сосредоточение войск, подготовка к предстоящим боям приводят к одной мысли, что здесь произойдет прорыв и начнется победоносное наступление. А в те летние дни как раз наступление было приостановлено. Было приказано выровнять фронт. Войска отступали уже не от невозможности держаться, а по приказам, получаемым из штабов. Иногда случалось, что после ожесточенного боя отступали обе стороны, и кавалерии потом приходилось восстанавливать связь с неприятелем.

Так случилось и в тот великолепный, немного пасмурный, но теплый благоухающий вечер, когда казаки поседлали по тревоге коней и крупной рысью, порой галопом, помчались неизвестно куда, мимо полей, засеянных клевером, мимо хмелевых беседок и затихающих ульев, сквозь редкий сосновый лес, сквозь дикое, кочковатое болото. Бог знает как разнесся слух, что они должны идти в атаку. Впереди слышался шум боя. Они спрашивали встречных пехотинцев, кто наступает, немцы или наши, но их ответы заглушались стуком копыт, бряцаньем оружия.

Они спешились в перелеске, где уже рвались немецкие снаряды. Здесь им стало известно, что их прислали прикрывать отход нашей пехоты. Целые роты в полном порядке выходили из леса, чтобы построиться на поляне позади казаков. Офицеры старательно выкликали: «В ногу, в ногу!» Ждали командира дивизии. В это время казачий дозор привез известие, что мимо них, верстах в трех, дефилирует немецкая пехота в значительных силах. Подъесаул Казей подъехал к начальнику дивизии и попросил, чтобы пехота поддержала их в случае особенного натиска немцев.

Однако из этих переговоров ничего не вышло. У начальника дивизии был категоричный приказ отходить, и он не мог казаков поддержать.

Пехота ушла, немцев не было. Темнело. Казаки шагом поехали искать ночлег. В одной халупе, около которой они остановились, хозяин с наслаждением, хотя, очевидно, в очередной раз, рассказывал, как немецкий фельдфебель останавливался у него и при наступлении, и при отступлении. «Первый раз он все время бахвалился победой, – рассказывал хозяин, – и повторял: “Русс капут, русс капут!” Второй раз он явился в одном сапоге, стащил недостающий прямо с ноги хозяина и на его вопрос: “Ну, что же русс капут?” Ответил с чисто немецкой добросовестностью: “Не, не, не! Не капут!”»