Уже поздно вечером казаки свернули с шоссе, чтобы ехать в бивак в назначенный им район. Вперед, как всегда, отправились квартирьеры. Как они мечтали об отдыхе! Еще днем они узнали, что жители успели попрятать масло и сало и на радостях охотно продавали русским солдатам. Вдруг послышалась стрельба. «Что такое?» – послышалось в строю. Но никто ничего не знал. Когда казаки осторожно въехали в назначенную им деревню и спешились, из темноты к ним бросилась какая-то фигура в грязных лохмотьях. Это оказался один из квартирьеров. Ему налили вина, и он, успокоившись, рассказал: с версту от деревни расположена большая барская усадьба. Квартирьеры спокойно въехали в нее и уже завели разговоры с управляющим об овсе и сараях, когда грянул залп. Немцы, стреляя, выскакивали из дома, высовывались в окна, подбегали к лошадям. Наши бросились к воротам, но те были уже захлопнуты. Тогда оставшиеся в живых стали разбегаться. Рассказчик оказался в самом центре. Его спасла темнота и обычное во время отступления замешательство.
Выслушав этот рассказ, казаки призадумались. О сне не могло быть и речи – рядом немцы. Положение осложнялось еще тем, что в деревню вслед за ними тоже на бивак въехала артиллерия. Гнать ее назад, в поле, они не могли, да и не имели права. Ни один рыцарь так не беспокоится о своей даме, как кавалерист – о безопасности артиллерии, находящейся под его прикрытием.
Оставалась слабая надежда, что в именье находится небольшой немецкий разъезд. Казаки спешились и пошли на него цепью. Но их встретил такой сильный ружейный и пулеметный огонь, какой могли развить по крайней мере несколько рот пехоты. Тогда они залегли перед деревней, чтобы не пропустить хоть разведчиков, могущих обнаружить нашу артиллерию. Лежать было скучно, холодно и страшно. Немцы, обозленные своим отступлением, поминутно стреляли в сторону казаков. Перед рассветом все стихло, а когда казачий разъезд утром вошел в усадьбу, там не было никого. За ночь почти все квартирьеры вернулись. Не хватало трех: двое, очевидно, попали в плен, а труп третьего был найден во дворе усадьбы.
В тот день сотня Казея была головной в колонне дивизии. Путь их лежал через именье, где накануне обстреляли квартирьеров. Там офицер, начальник другого разъезда, допрашивал о вчерашнем управляющего, рыжего, с бегающими глазами, неизвестной национальности. Управляющий складывал руки ладошками и клялся, что не знает, как и когда у него очутились немцы. Офицер горячился и напирал на него своим конем.
Казей разрешил вопрос, сказав допрашивающему: «Ну его к черту, – в штабе разберутся. Поедем дальше!»
Дальше казаки осмотрели лес, – в нем никого не оказалось, – поднялись на бугор, и дозорные донесли, что в фольварке[6]
напротив неприятель. Фольварков в конном строю атаковать не принято. Казаки спешились и только хотели начать перебежку, как услышали частую пальбу. Фольварк уже был атакован раньше их подоспевшим гусарским разъездом. Их вмешательство было бы нетактичным, и им оставалось только лишь наблюдать за боем, сожалея, что опоздали.Бой длился не долго. Часть немцев сдалась, часть сбежала, и их ловили в кустах. Гусар, детина огромного роста, конвоировавший человек десять робко жавшихся пленных, увидел казаков и взмолился к подъесаулу:
– Ваше благородие, примите пленных, а я назад побегу, там еще немцы есть.
Казей согласился.
– И винтовки сохраните, ваше благородие, чтобы никто не растащил, – просил гусар.
Ему обещали и это, потому что в мелких кавалерийских стычках сохранялся средневековый обычай, что оружие побежденного принадлежит победителю.
Вскоре привели еще пленных, потом еще и еще. Всего в этом фольварке забрали шестьдесят семь человек настоящих прусаков, действительной службы, кстати, а забирающих было не больше двадцати.
Когда путь был расчищен, казаки двинулись дальше. Спросили у местных жителей, давно ли были немцы. Оказалось, что всего час назад ушел последний немецкий обоз и его можно догнать. Но едва казаки решили сделать это, как к ним подскакал посланный от нашей колонны с приказанием остановиться.
Казаки стали упрашивать Казея притвориться, что он не слышал этого приказания, но в это время примчался второй посланник, чтобы подтвердить категоричное приказание ни в коем случае не двигаться дальше.
Пришлось покориться. Казаки нарубили шашками еловых ветвей и, улегшись на них, принялись ждать, когда закипит чай в котелках. Вскоре к ним подтянулась и вся колонна, а с нею пленные, которых было уже около тысячи человек.
И вдруг над этим скопищем всей дивизии, когда все обменивались впечатлениями и делились хлебом и табаком, раздался характерный вой шрапнели, и неразорвавшийся снаряд грохнулся прямо среди казаков. Послышалась команда: «По коням!» И как осенью стая птиц срывается с густых ветвей рябины и летит, шумя и щебеча, так помчались казаки. А шрапнель все неслась и неслась.
– Все ли тут? – спросил Казей, когда они отскакали на приличное расстояние.
– Я тут, я тут… – послышались голоса.
Он сделал перекличку – оказались все.