От Терека до Карпат

– А чем казак отличается от других? – спросил их сидящий рядом попутчик. – Службой, укладом?

– И военно-трудовым укладом, и одеждой, – ответил ему Ефим.

– А как получилось с одеждой? – спросил тот же попутчик.

– Долго думать нашим предкам не пришлось. Покрой одежды заимствовали у горцев, а цвета рядом – синие да белые горы, серые скалы, темные дубравы, серебро рек, а ведь и зверь, и птица окрашены местностью, где обитают.

– Ты посмотри, и местность имеет влияние? – с удивлением вступил в разговор второй попутчик.

– А как же! Потому форма терских казаков и стала такой: черного каракуля папаха с синим верхом и белым галуном, черная как ночь бурка, серые черкески, синие и темные бешметы, синие и белые башлыки, тонкие бесшумные сапоги, на оружии, поясах и газырях – серебро с чернью.

– А за что казакам определили такие льготы?

– За то, что казак являлся на службу на собственном коне, при своем оружии, получая от казны лишь винтовку и порох, сам обмундировывался, а зачастую и харчился сам, он освобождался от всех российских налогов и поборов – даже станичных и войсковых атаманов содержала казна.

Это и была, помимо вольной земли, царская привилегия казакам.

Вернувшись со службы, казак не имел права продать строевого коня и оружие. Был он обязан всегда держать торока снабженными: в одной седельной суме – овес и патроны, в другой – смена одежды, котелок, подковы, гвозди-ухнали, три фунта сухарей, цыбик чая и тридцать три золотника сахара.

Годами висели торока на сухих чердаках, как знак готовности выступить в любую минуту за веру, царя и отечество, посягни на них враг внешний или внутренний.

Была еще одна привилегия любимцам царя – запрещалось селиться в казачьих станицах иноверцам и иноземцам. Однако с течением лет «расовая» чистота казачества утратилась.

Царь не только любил казаков, но и боялся, чтобы не получилось государства в государстве, республики в монархии, ибо случались атаманы, которые Терек и Кубань ставили превыше Москвы и Петербурга.

Замкнутый казачий круг внутри делился на множество кружков, вплоть до семьи. На Кавказе селились донские, хоперские, уральские, волжские казаки, не смешиваясь с терскими, гребенскими, кизлярскими, моздокскими станицами.

Неприветливы и грозны были горы первым поселенцам. Их дети уже веселее, с присвистом пели в такт конской рыси: «Полно вам, снежочки, на талой земле лежать, полно вам, казаченьки, горе горевать…» Мачеха-земля кормила щедро, стала матерью. И на службе в дальних странах пели сытые казачьи сотни: «О тебе тут вспомина-ючи, как о матери поем, про твои станицы вольные, про родной отцовский дом».

И уже ревниво смотрели на новых пришельцев – мужиков, иногородних, старались с ними не смешиваться.

Поразительно: в терских казачьих станицах наблюдалось редчайшее высокомерие темных, неграмотных землеробов и скотоводов по отношению даже к аристократии, особенно интеллигенции.

«Кому чего, а барыне зонтик», – язвительно говорили они.

С чиновными, знатными, богатыми считались, кланялись им, но посмеивались над их одеждой, культурой, словами, считая все это несерьезным для истинного человека, то есть казака.

Как в первую ночь у гор казаки укрылись в кругу телег, так потом замкнулись от других казаки в кругу своих традиций, песен, трудов, веры, не смешиваясь с русским народом, лишь свято блюдя, не щадя жизни, границы Российского отечества, раздвинутые ими же, казаками, так, что Россия занимала одну шестую часть земной поверхности.

– Под щитом князя Дмитрия Ивановича Донского вывели они землю Русскую из беды на поле Куликовом. Воевали царю Сибирь. В Аляске фортеции ставили. Чертов мост перешли с генералиссимусом Александром Васильевичем Суворовым. И никакой награды себе не требовали, окромя воли, – конь, шашка, парус – вот владенья казака. Потому и селились на дальних окраинах, расширяя Русь плечом, плугом и «вогненным боем», – восторженно говорил Никита.

– Потому селились на окраинах, – морщит лоб Ефим, – что горькой была мужицкая доля. Бежали из помещичьей крепости на рыбные раки, в богатые леса, ставили городки и станицы, обносили их частоколом из колючек, жили в землянках, лаптем щи хлебали – зато сами себе атаманов и попов выбирали.

3

Разговор продолжается. Но теперь к нему присоединяются все попутчики по купе, внимательно слушавшие до этого казаков.

– А казаки всегда действуют на лошадях, или есть пешие? – спросил кто-то из них.

– Есть и пешие, пластуны, но это больше у кубанцев, наши же – терские – больше конные, – заговорили казаки. – Нас этому учат с малолетства.

И пошел разговор дальше.

– Иной казачонок только ходить научился, а его уже сажают на шею коня – приучайся.

– У казака конь, что родной брат, – делятся они со спутниками. И их взору за окном вагона представляются ночные пастбища. Черным серебром месяц осыпает склоны балок, листву, речку. У костра казачата рассказывают сказки. Рядом табун, с которым не страшен ни гробовой выползень, ни оборотень, ни волк. Круты склоны Кавказских гор. Тяжко водят боками умные кормилицы, тащат из ущелий возы с сеном и хлебом.