От царской Скифии к Святой Руси

Тацит выделил среди воинственных хаттов отдельную группу, члены которой демонстративно несли бремя добровольного бесчестия: «Храбрейшие... носят железное кольцо (знак бесчестия у этого народа), как бы оковы, пока не освободят себя от него убиением врага. Очень многие из хаттов любят это украшение, а некоторые даже доживают до седин с этим отличием, обращая на себя внимание как врагов, так и соплеменников. (Как тут не вспомнить обычай русских дружинников носить особые шейные гривны!) Эти люди начинают все битвы, они всегда составляют передовой строй, вид которого поразителен. Но и в мирное время их лицо не приобретает более мягкого вида. Ни у кого из них нет ни дома, ни поля, ни другого какого-либо занятия; куда они пришли, там и кормятся, расточители чужого, равнодушные к своему достоянию, пока малокровная старость не сделает их слабыми для столь суровой добродетели».

Перед нами группа особых привилегированных воинов. Народ очень высоко ценил их искусство. Обычай носить на себе знак бесчестия, превращавшийся в знак почета — это уже определенная воинская аскетическая повинность. Это некое сакральное общество, имеющее свой отличительный знак. Членам сообщества было позволено во имя общего блага нарушать обычные социальные обязанности. Они вели нетипичный образ жизни. Их братство — «стая», находилась на обочине древнего общества. Но это же общество не могло обойтись без их услуг. Подобная сакральная «маргинальность» священного воинства есть отличительная черта именно германцев.

Напротив, кельтская традиция, которая во многом и предвосхитила самые яркие черты западноевропейского рыцарства, походила на славянскую. Рыцари короля Артура — это лучшие из лучших, по своим именно духовным качествам, это избранники короля, ищущие святую чашу Грааля, чашу со священной кровью Спасителя. Архетип священного рыцарства у славян имеет своим таинственным истоком далекое языческое прошлое. Из источников мы знаем о 300 конных витязях, охранявших святилище Святовида в Арконе, на острове Руян в Балтийском море.

Свое продолжение в русской истории храмовое рыцарство нашло в образе особого полка архиепископа Новгородского. Владыка Новгородский, как первый по князе сановник в Новгороде, имел своих бояр и свои полки ратных людей со своим знаменем и воеводами. У нас нет данных о количественном составе владычного полка. Нельзя исключить, что и здесь мы можем столкнуться с числом 300. К этому сакральному числу храмового воинства мы вернемся чуть ниже.

Конный воин символизировал героико-сакральные ценности в языческом обществе, связанные прежде всего с победой над силами хаоса и зла, а также с целым комплексом верований, относящихся к потустороннему миру, путешествию в царство мертвых и бессмертию души у индоевропейских народов. Конь, оружие, доспехи обладали в древности первоначальной религиозной ценностью и были связаны общим сотерическим и героическим происхождением.

Священная и правовая значимость оружия не была предана забвению и с приходом христианства в Европу. Даже латы и кольчуги мыслились как своего рода литургические одеяния, призванные спасать от духов смерти на бранном поле. Это гарантировало воину сакральную неуязвимость. Вооруженный всадник, как и волхв, выступали как воители-борцы с духами. Один поражал противника на поле брани. Другой, подчиняя себе сверхъестественные силы, отождествлялся с ними и тоже нес врагу погибель через сакральное воздействие. Всякая война, таким образом, мыслилась как война священная, каждое сражение становилось психомахией. Восседая верхом на коне, сокровенном и таинственном своем друге в бранной жизни и в загробном царстве, воин ощущал войну в ее религиозно-мистическом измерении. Эти атрибуты, это отношение к ратному подвигу в дальнейшем и превратят витязей и рыцарей в спасителей и одновременно людей, способных умереть и воскреснуть. Великолепной иллюстрацией всего этого является легенда о святом воине Меркурии, но об этом ниже.