От Цезаря до Августа

Риме при этом известии возникла паника, охватившая весь　Лаций и дошедшая до Неаполя. Сервий Сульпиций покинул Рим, говоря Аттику, что дела находятся теперь в отчаянном положении. Цицерон был испуган, потерял мужество, снова принялся думать о своем путешествии в Грецию, сделался очень благоразумным в своих письмах, которые могли быть вскрыты по пути, и допускал только общие суждения о действиях Антония, но он не хотел его видеть и написал Аттику, что не мог встретиться с ним.[100] «Старость делает меня угрюмым. Все мне противно. Счастье, что моя жизнь кончена»,[101] — писал он Аттику. Долабелла пока еще резко отвечал на «ужасные речи» Луция Антония,[102] подготовлявшего Рим к новой политике своего брата, но он был одинок. Другие, особенно наиболее выдающиеся цезарианцы, до сих пор предоставлявшие Антония самому себе, теперь приблизились к нему, играя ловкую двойную игру, возмущавшую Цицерона. Панса порицал поведение Антония в деле Дейотара и Секста Клодия, но порицал также и Долабеллу, приказавшего разрушить алтарь Цезаря.[103] Бальб, как только узнал о вербовках Антония, в большом волнении отправился к Цицерону рассказать о них и пожаловаться на ненависть, которую консерваторы так несправедливо питают к нему; но он не хотел порицать Антония, по крайней мере так ясно, как того желал Цицерон.[104] Гирций, снова превратившийся в горячего цезарианца, говорил, что все это было необходимо, потому что, если бы консерваторы опять обрели могущество, они, предали бы забвению все распоряжения Цезаря;[105] он допускал, что проводимые Антонием наборы опасны для общественного спокойствия, но во всяком случае не опаснее наборов Брута и Кассия.[106] Цицерон не переставал жаловаться на всех и объявлял, что гражданская война неминуема, но в то же время он прислушивался к некоторым тревожным слухам: ветераны шли на Рим, намереваясь снова воздвигнуть алтарь, ниспровергнутый Долабеллой; эти слухи заставляли его, заговорщиков и всех выдающихся консерваторов стараться не появляться в сенате 1 июня, если только они не хотели рисковать своей жизнью.[107] Аттик даже писал ему 18 мая, что для спасения республики нужно было бы провозгласить senatus consultum ultimum и ввести военное положение, как сделали в 59 году перед междоусобной войной.[108]　

Антоний 19 или 20 мая[109] вернулся в Рим, приведя с собой последнюю банду ветеранов, не считая тех тысяч, которые он послал вперед.[110] Но в Риме он нашел ожидавшего его Гая Октавия уже за работой.

IV. Сын Цезаря

Дезорганизация италийского общества. — Социальный антагонизм. — Финансовое положение Цицерона в 44 году до Р. X. — Возвращение Антония в Рим. — Первое свидание Антония и Октавиана. — Десять последних дней мая. — Заседание сената 1 июня. — Lex de provinces, одобренный 2 июня. — Собрание в Антии.

Характер Октавия

Гаю Октавию не было еще девятнадцати лет. В какой мере точны дошедшие до нас отрывочные указания о его характере и нравах, сказать трудно. Но факты и поступки заставляют предполагать, что этот любимец Цезаря был не только молодой человек с живым умом, но один из νεωτεροι, как называл сильно ненавидевший их Цицерон, т. е. из тех молодых людей, которые во всем высказывали презрение к старым латинским традициям и преклонение перед всем иностранным. Обласканный самым могущественным человеком Рима, помещенный в число патрициев, облеченный почетными должностями и даже сделанный в таком возрасте начальником конницы этот молодой человек должен был возыметь великие честолюбивые замыслы и привыкнуть считать легкими и обычными массу вещей, трудности и значению которых должны были его научить только время и опытность.

Деятельность Октавия после приезда