Однако гром уже грохотал над его головой. Антоний приближался, рассылая по дороге строгие эдикты против Октавиана, в которых, упрекая его в низком происхождении, говорил, что Цезарь усыновил его только потому, что еще мальчиком соблазнил его, и называл новым Спартаком.[334]
Он выпустил также эдикт, по которому созывал сенат на 24 ноября, чтобы говорить de summa republica, и в котором заявлял, что сенаторы, не явившиеся на заседание, будут рассматриваться как союзники Октавиана.[335] Семейство и друзья Октавиана считали себя всеми покинутыми, хотя его шурин Марцелл и тесть Филипп старались помочь ему изо всех сил. Они оба[336] и Оппий, которого Октавиану удалось привлечь на свою сторону,[337] просили Цицерона вмешаться. Но Цицерон, после того как слишком понадеялся на Октавиана, напуганный угрозами Антония, снова стал не доверять всем, и преимущественно Октавиану.[338] Приближаясь к Риму, он послал извинения за свою бездеятельность, ссылаясь на то, что ничего нельзя предпринять до будущего года, когда Антоний не будет более консулом. Он просил у Октавиана залога его искренности и предлагал свою помощь, если тот докажет, что действительно был другом убийц Цезаря. Это доказательство могло быть дано 10 декабря, когда вступали в должность новые трибуны. В их числе был Каска, заговорщик, нанесший Цезарю первый удар кинжалом. Оппий тщетно пытался уверить Цицерона, что Октавиан — истинный друг Каски и всех убийц Цезаря.[339] Цицерон хотел в данный момент заниматься только своими денежными делами и «De officiis». Во всяком случае сделанные Октавианом и его друзьями попытки настроить народ против Антония, не имели успеха. Даже набранные в Кампании ветераны колебались; они знали, что рисковали быть объявленными общественными врагами, и это приводило их в ужас; кроме того, они чувствовали, что среди цезарианцев многие враждебны Октавиану.[340] Могли ли они в количестве 3000 человек и имея во главе совсем молодого человека восстать против консула? Войско уменьшалось, подобно таящему льду.Прибытие в Рим Антония
Антоний, послав два легиона в Тибур, наконец прибыл в Рим и не нашел уже здесь Долабеллу, отправившегося на Восток. 21 и ноября прошли в надежде и страхе, сменяющих друг друга; ноября вдруг узнали, что заседание переносится на 28-е,[341]
потому что Антоний уехал к своим легионам в Тибур, не известно, по какой причине.[342] Антоний с некоторого времени, видимо, был очень обеспокоен тайной работой, которую агенты Октавиана при помощи консерваторов вели в его легионах, и узнал, что уже недовольные и дурно осведомленные по поводу настоящих намерений молодого человека солдаты порицали новое преследование, направленное против Октавиана. Возможно ли, чтобы один из наиболее дорогих для Цезаря генералов угрожал сыну диктатора за то, что тот набрал небольшую горсть ветеранов с целью поспешить отомстить за своего отца? Неужели с целью уничтожить Октавиана Антоний так быстро двинулся в Рим? В последний момент Антоний, несомненно, был напуган каким-то более худшим известием и поехал привлечь ветеранов к себе новыми обещаниями раньше, чем будет нанесен смертельный удар сыну Цезаря. Как бы то ни было, эта отсрочка была выгодна Октавиану, потому что за четыре дня могло произойти много событий! И действительно, до возвращения Антония Октавиан был уведомлен, что новые, направленные против него нападки, гнев, вызванный казнями, и, наконец, обещанные им 2000 сестерциев способствовали тому, что марсов легион объявил себя на его стороне и, покинув два других легиона, заперся в Альбе.[343] Теперь, когда почти три тысячи ветеранов оставили его, он мог по крайней мере среди этих солдат укрыться от опасности. Кроме того, Цицерон, который не мог оставаться в бездействии, наконец поддался увещаниям Оппия, Марцелла и Филиппа и решил отправиться в Рим, куда прибыл 27 ноября.[344] Но в этот же день приехал и Антоний; он узнал о мятеже в Тибуре и тотчас же направился в Альбу; там он попытался заставить открыть ворота города, чтобы снова склонить солдат на свою сторону, но не имел успеха.[345] Поэтому он вернулся еще более злой на Октавиана и решил отомстить ему за себя на следующий же день. Судьба вторично спасла Октавиана, потому что, как кажется, накануне 28 ноября Антонию пришло известие, что четвертый легион, особенно благодаря влиянию квестора Луция Эгнатулея, перешедшего по не известным нам причинам на сторону Октавиана,[346] последовал примеру марсова легиона. Возникла чрезвычайно странная ситуация: Октавиан заявил консерваторам, что он — друг убийц своего отца, а два старых легиона Цезаря ушли от Антония к Октавиану, обвиняя первого в том, что мщение за великую жертву слишком затянулось, хотя он готовился к тому, чтобы удалить Децима.Последствия мятежа легионов