На кухне я запустила тостер, достала из холодильника джем (это же надо, сожрать за время нашего отсутствия восемь банок из десяти! А потом на прыщи жалуются). Под тихое сопение чайника я прислушивалась к голосу Авдея, повествующего о приключениях нашего капитана Славки. Девочки реплик не подавали. Или не верили (что вряд ли), или им это было до фонаря (что похоже на правду).
Нет, в самом деле, кого мы вырастили?!
С этим мысленным риторическим вопросом я насыпала в плетеную корзинку арахис в шоколаде, поставила тосты и крикнула:
— Чай готов!
Муж отконвоировал дочек в кухню. Они расселись за столом и принялись разглядывать узоры на чашках, то есть молчаливо игнорировать мои гневные взгляды.
— Вика, сделай мне кофе, — попросил Авдей. — Пойду принесу коньяк.
Маша при этих словах подняла голову и проводила отца взглядом карманного воришки, схваченного на месте преступления. Я перехватила этот взгляд и очень выразительно посмотрела на дочь.
Авдей вернулся, продемонстрировав мне бутылку с жалкими остатками «Арарата» на донышке. Когда мы уезжали в Одессу, бутылка была едва початой…
— Так, — тяжело сказал муж, ставя бутылку на стол, — вы у нас еще и пьете. Доченьки.
— Пап, тебе жалко, что ли?! У тебя этих бутылок целый шкаф! — слезливо воскликнула Марья. — У меня было шоковое состояние после того нападения на танцах, вот я и выпила… немножко.
— Немножко?! — Авдей гневно измерил взглядом примерное количество выпитого. — Такая доза коня свалит!
Я успокаивающе погладила мужа по плечу:
— Пей кофе, я разберусь.
— Ты, Марья, глупости говоришь, — обратилась я к дочери. — Во-первых, ничего нам для вас не жалко. Ни коньяку, ни алмазов в каменных пещерах. Ты, между прочим, на Новый год сломала замочек на моем новом рубиновом колье, но я молчу. Просто нам, как родителям, обидно такое отношение. Мы для вас не авторитет. Слушать наши воспитательные речи вам скучно и грустно. Вы считаете себя крутыми, самостоятельными и более продвинутыми, чем мы, негодные шнурки. Вы уже начали пить коньяк, целоваться с мальчиками и гулять в подозрительных местах…
— Ко мне это не относится! — гордо высказалась Дарья и закашлялась, подавившись тостом.
Я похлопала ее по спине, чтоб перестала кашлять, и продолжила:
— Чем бы вы ни занимались, получается так, что мы вам мешаем. В принципе это нормально, дети всегда стремились вырваться из-под родительской опеки.
— У Вовенарга написано… — встряла Дарья.
— Не знаю, что там писал Вовенарг. Но как мать, я заявляю следующее: хотите настоящей самостоятельности — живите отдельно и на собственные средства.
— Это как? — оживилась было Марья, но сникла, услыхав мои комментарии, которые не нужно приводить в тексте, поскольку любому родителю, вставшему на тернистый путь воспитания непослушного чада, они известны.
— Вот видите, — со змеиной улыбкой поглядела я на дочерей, испуганных перспективой нищеты, бездомности, голода, холода, рабства у сутенеров и смерти от наркотиков и СПИДа. — Как вам, оказывается, легко изображать самостоятельность за нашими плечами, и как вы боитесь ее на самом деле.
— Это волюнтаризм, — прошептала Дарья, избегая встречаться со мной взглядом.
— Конечно. Дашенька, меня не было дома две недели. Кто-нибудь из вас удосужился перестирать накопившееся в корзине белье?
— Вика, успокойся, пожалуйста, — тихо подал голос Авдей. — Скандалами ничего хорошего не добьешься.
— Знаю… — Я махнула рукой и принялась пить порядком остывший чай. Фу, гадость.
— Мама и папа, — вдруг встала Маша. — Простите меня. Я больше так не буду.
И села.
Мне захотелось рассмеяться. Подобное заявление в нашем семействе провозглашало немедленное прекращение всяких боевых действий с полной капитуляцией обеих сторон.
— Чего «не будешь»? Коньяк пить стаканами?
— Вообще… — шмыгнула носом Машка. — А колье я не нарочно сломала.
— Да черт с ним, с колье… Манюня, ты лучше вот что мне объясни: как ты все-таки попала в склеп?
— Сама не знаю, — пожала плечами дочь. — Все как будто во сне было. Сначала я шла-шла по нашей улице, думала: вот сейчас встречу Ромку. А потом я почему-то оказалась на кладбище. Никого рядом, и мне не страшно, просто интересно. Потом… Спать очень захотелось. Я вижу — склеп, а там гроб открытый. Ну я и залезла и заснула сразу. Потом вы разбудили.
— Странно, — покачала головой я. — Ты скажи честно: этот вампир тебя точно нигде не кусал?
— Нет.
— Такое впечатление, что на тот момент тебя кто-то околдовал, лишил воли. Но это практически невозможно. Хотя бы потому, что сделать это может только колдун или ведьма, превосходящие меня в Силе. Легко нарушающие те заклятия, которыми я вас охраняю. А насколько мне известно, в Москве и ближайших окрестностях таких
Машка оставила это заявление без комментариев. Принялась грызть арахис и есть джем прямо из банки. Потом вдруг сказала: