Но как же много говорила покупка Прасковьей Иоанновной ивановского дома! Еще недавно связанная самым скудным денежным содержанием, принужденная рассчитывать каждое новое платье, каждую пару штопаных чулок и стоптанных туфель, спавшая в измайловском дворце в одной из проходных комнат, лишенная надежд на царственный брак, Прасковья неожиданно оказывается не просто царской сестрой. Выбор на престол Анны Иоанновны пришелся далеко не по вкусу ее сестрам, которые, по донесениям иностранных дипломатов, начинают составлять партию против новой императрицы. Это не представляло для обеих особенных трудностей, поскольку и Екатерина, и Прасковья жили в России, обладали знанием местной обстановки, широкими связями, а Прасковья к тому же была официально замужем за членом Военной коллегии И.И. Дмитриевым-Мамоновым-старшим, отличавшимся и личной храбростью, и незаурядными дипломатическими способностями. Сестры поддерживают контакты с начинающей складываться факцией — первой политической партией в России, которая имела в виду конституционное ограничение самодержавной власти. Они непосредственно связаны с одним из основных деятелей ее — живописцем Иваном Никитиным, в свое время писавшим портреты всех трех царевен.
Современные дипломаты со всей серьезностью рассматривали шансы на престол Прасковьи Иоанновны, в пользу которой говорил сам факт брака с Дмитриевым-Мамоновым, располагавшим большими связями. Глухо упоминалось и о ребенке царевны, которого, по всей вероятности, писал другой замечательный живописец петровских лет — Андрей Матвеев. Дворец близ Кремля, тем более былой великокняжеский двор, был необходим Прасковье Иоанновне, чтобы утвердить свое изменившееся положение около престола. Но главное — приобретала она дом у родственников мужа: дочь Автонома Иванова Аграфена и царевна Прасковья были замужем за родными братьями.
Однако все планы царевны оказались почти мгновенно разрушенными и — кто знает! — не благодаря ли тайному вмешательству новой императрицы. В момент переезда Анны Иоанновны уже в качестве коронованной особы из Москвы в родное для сестер Измайлово неожиданно упал замертво с коня Дмитриев-Мамонов — случай, произведший, по утверждению дипломатов, самое тягостное впечатление на императрицу, но и обезвредивший ее соперницу. К тому же вскоре умирает и Прасковья. Современники не сходятся в том, каково было состояние здоровья царевны. Приближенные Анны Иоанновны настаивают на том, что она много лет и тяжело была больна, случайные оказавшиеся при дворе иностранцы вспоминают о ее цветущем виде. Так или иначе Прасковьи не стало, и началось поголовное истребление членов факции, начиная с Ивана Никитина и его братьев, а дом на Ваганькове остался без хозяев.
22 марта 1734 года Губернская канцелярия доносит Сенатской конторе о возникшем затруднении: «В доме ее высочества блаженной памяти великой государыни царевны Праскевы Иоанновны, который за Боровицким мостом, в 1733 году был поставлен караул от лейб-гвардии к запечатанному погребу… а что в том погребе запечатано, о том известия не имеется… А ныне тот дом отдан во владение князю Меншикову, который ныне в том доме и живет; и оный князь Меншиков хочет тот погреб сломать…» Дополнительно сообщалась и родословная дома, что «преж сего был думного дьяка Автонома Иванова, а ныне в том доме живет князь Александр Меншиков». Иными словами, речь шла о единственном сыне любимца Петра, разделившем с отцом ссылку в Березове, возвращенном оттуда по восшествии на престол Анны Иоанновны вместе с единственной оставшейся в живых сестрой Александрой.
Смоленское дело
В октябре 1733 года императрица Анна Иоанновна получила донесение из Гамбурга, что дворяне Смоленской губернии решили положить конец ее власти. Имелось в виду пригласить для правления страной мужа умершей цесаревны Анны Петровны герцога Голштинского, по-видимому, на правах регента при малолетнем сыне, будущем Петре III. Смоляне рассчитывали на благоприятную для их заговора ситуацию, которая создавалась волнениями в Польше и на Украине. Против правительства и двора Анны Иоанновны выдвигалось множество обвинений. Сюда входило и народное недовольство поборами, которые неуклонно возрастали по мере роста роскоши и трат двора, и возмущение засилием курляндцев во главе с Бироном. По выражению А.А. Черкасского, «овладели черти святым местом, за то и хлеб не родится». За эти слова князю пришлось отвечать на пыточном допросе, как и за негодование по поводу отвергнутых императрицей «Кондиций» — выработанных дворянством условий, на которых состоялось ее избрание на престол. А.А. Черкасский был откровенным сторонником польского короля Станислава Лещинского, точнее — его теории о необходимости ограничения царского или королевского самовластья конституционными границами.