От Великой княгини до Императрицы. Женщины царствующего дома

Письмо — оно было ничем не приметным и во всяком случае совершенно не нужным: не та тема, не те люди. Обычная для архивной работы «пустая порода». Впрочем… Пусть это не имело значения для меня, но все же как, каким образом в конверте 1766 года могли очутиться листы столетней давности — рядом с щегольским, как в прописях, почерком XVIII века торжественный запутанный кружевами полуустав XVII столетия? Мало того. Полуустав принадлежал грамотам — указам, которые рассылались царским именем воеводам отдельных русских городов. Это были не копии — оригиналы, значит, документы государственной важности, подлежавшие особо строгому хранению.

Конечно, нет правил без исключений, и адресатом, кому они высылались, был сам Никита Иванович Панин, фактический министр иностранных дел России. Но тогда и вовсе не понятным становилось, зачем именно ему, человеку, занимавшемуся всеми хитросплетениями политики сегодняшнего дня, могли понадобиться памятки внутренних событий таких далеких лет, да еще пересылаемые сугубо частным порядком. Что-то здесь было необычным, не говоря уже о той поспешности, с которой высылалось письмо. Начальник Московской конторы коллегии иностранных дел отвечал Панину на его запрос из Петербурга спустя какой-нибудь месяц: 3 апреля — 8 мая. Так быстро по официальным каналам дела не проходили, иначе чего бы стоила пышно расцветавшая российская бюрократия. И при всем том содержание письма ничего не объясняло. Московский корреспондент сообщал Панину, как находил свое отражение в документах постепенный приход к власти… царевны Софьи, вспоминал о виденном в частном доме золотом рубле с ее портретом и, наконец, посылал в качестве образчика несколько грамот.

Никита Панин и царевна Софья… То, что Панин никогда не собирался писать русской истории, известно. Откуда же такой неожиданный интерес? Так случается у архивистов не часто, но на этот раз ответить мог сам Панин — оригинал запроса не затерялся в обширнейших фондах Посольского приказа, этого министерства иностранных дел Древней Руси. Помогло имя отправителя, помогла, как ни странно, секретность. Панин срочно хотел узнать, при каких условиях установилось правительство Софьи с братьями и насколько она была самостоятельна в своих действиях. Еще одно «для чего», но здесь, пожалуй, на помощь могли прийти только обстоятельства деятельности адресата, а они-то простыми никогда не бывали.

В конце-концов, все в жизни Никиты Панина могло сложиться иначе. Современники упорно шептались об особой симпатии к нему Елизаветы Петровны (соперник Разумовского!), но официальные фавориты добились своего. незадачливый придворный оказывается послом в Стокгольме, и это на долгих двенадцать лет. В Россию он возвращается блестящим дипломатом, но и сторонником конституционной монархии, где царскую власть ограничивали бы законы, и тут неожиданная возможность — назначение воспитателем маленького Павла. Панин не сомневался, что сумеет внушить будущему императору необходимые принципы. Но деятельность Павла — это будущее, а действовать нужно незамедлительно.

Панин участвует в свержении Петра III и сразу же после воцарения Екатерины II выдвигает проект учреждения императорского совета и реорганизации сената с тем, чтобы уничтожить самую возможность самодержавного произвола. У нас, заявляет он, «в производстве дел всегда более действовала сила персоны, чем власть мест государственных». Так далеко игра Екатерины в либерализм не заходила. Смысл проекта был ею понят, самый проект категорически отвергнут, а Панин оставлен «на подозрении». Да и как уйти от «подозрения», когда секретарь Панина, прославленный автор «Недоросля» Д.И. Фонвизин, работает под его руководством над проектом конституции и речь идет о прямом заговоре против императрицы.

Положение регентши до совершеннолетия сына, причем регентши, во всем ограниченной непреложными законами, — самое большее, что оставлялось за Екатериной. Пусть Панину не удалось этого добиться при свержении Петра, зато теперь открывалась новая возможность. Согласно положению о новоучрежденных земствах в столице должны были собраться в 1767 году со всей страны выборные, и Панин рассчитывал с их помощью переиграть власть в пользу Павла и конституции. Смогло же тридцатью годами раньше собрание съехавшихся в Москву дворян смести все планы Верховного Тайного совета и передать власть Анне Иоанновне! И вот тут-то и стала необходимой царевна Софья.

Знал ли Вольтер историю?

Школьные представления удобны своей простотой: черное-белое, или-или. По школьным представлениям с Софьей все ясно. Первой вырвалась из тюремной жизни, чтобы отстоять эту же тюремную жизнь. Рискуя жизнью. Любой ценой. Поборница старых порядков и особенно беспощадного к женам Домостроя, против которых выступил Петр. Не слишком логично, но в истории не принято искать логики. Считается достаточным ограничиваться фактами.

Впрочем, оказывается, как раз с фактами здесь все обстоит достаточно сложно.